Познавательно

Концепция «экономического человека». Частные интересы и общее благо. Экономический человек К. Маркса Кто является автором концепции экономического человека

Страница 3 из 15

Концепция «экономического человека». Частные интересы и общее благо

Экономическая наука в понимании многих - это область "холодных чисел" и объективных знаний. Так или иначе, это единственная из общественных дисциплин, претендующая на звание точной науки, которая обнаруживает законы, не зависящие от воли и сознания людей. Однако эта объективность весьма относительна, а отчасти и иллюзорна.

Никакая экономическая теория не может обойтись без рабочей модели человека. (Экономическая теория - совокупность научных взглядов на экономические системы, экономическое развитие и экономические законы и закономерности). Главными компонентами такой модели являются: гипотеза о мотивации, или целевой функции, экономической деятель-ности человека, гипотеза о доступной ему информации и определенное представление о физических и, главное, интеллектуальных возможностях человека, позволяющих ему в той или иной мере добиваться своей цели.

Разделив субъекта реальной экономической деятельности и его теоретическую модель, мы должны рассмотреть вопрос о связи между ними. Для экономической теории как обобщенного отражения многообразных явлений хозяйственной жизни просто необходима упрощенная (схематичная) модель человека. Поэтому, превращаясь в предпосылку экономической теории, исходное представление о человеке претерпевает более или менее существенные изменения. Бывает и так, что техника анализа "забегает вперед", и рабочая модель человека как один из ее элементов значительно удаляется от реального поведения.

Такая относительная независимость теоретической модели экономического поведения от эмпирических данных представляет собой отдельную проблему, над которой и по сей день «ломают копья» методологи.

Во-первых, знание модели человека, лежащей в основе выводов экономической теории, раскрывает перед нами область допустимых значений, в которой эти выводы справедливы и учат осторожности при их применении.

Во-вторых, модель человека в любой теоретической системе тесно связана с общими представлениями ее автора о законах функционирования экономики и об оптимальной государственной политике. Здесь можно выделить два основных типа экономического мировоз-зрения (при неисчислимом множестве промежуточных форм). Для первого типа характерны модели человека, в которых его главным мотивом является собственный интерес, как правило, денежный, или сводимый к деньгам; его интеллект и информированность оцениваются высоко и считаются достаточными для достижения поставленной "эгоистической" цели.

Во втором типе экономического мировоззрения целевая функция человека предполагается более сложной (например, в нее входят, помимо дохода и богатства, свободное время, покой, соблюдение традиций или альтруистические соображения), на его способности и возможности налагаются существенные ограничения: недоступность информации, ограниченность памяти, подверженность эмоциям, привычке, а также внешним влияниям (в том числе моральным и религиозным нормам), затрудняющим действия, соответствующие рациональному расчету. Такой тип взаимосвязи человек - общество - политика характерен для исторической школы, институ-ционализма. (Институционализм – это направление экономической мысли, уделяющее основное значение ролям, которые играют институты в области принятия и направленности экономических решений). Различие между двумя обозначенными типами экономических теорий проявляется не только в общем подходе к философии экономической жизни, но и в конкретных рецептах экономической политики.

При этом нельзя утверждать, что один тип теории (и политики) всегда заведомо лучше другого. Теория Дж. Кейнса (1883-1946) и основанная на ней активная государственная экономическая политика завоевали западный мир после того, как великая депрессия 1929-1933 гг. наглядно показала банкротство либерально-индивидуалистического типа экономической теории и политики в условиях господства "сверхиндивидуальных" монополистических корпораций.
(Дж. Кейнс - английский экономист, один из основоположников макроэкономического анализа. Кейнсу принадлежат: фундаментальный двухтомный труд «Трактат о деньгах» (1930), книга «Общая теория занятости, процента и денег» (1936)).

Когда же государственное регулирование, мощные социальные программы достигли таких масштабов, что стали сдерживать частную инициативу и предпринимательский дух, закономерным стал возврат к либерально-индивидуалистическому типу экономического мировоззрения.

Человек представляет собой сложную систему, состоящую из многих уровней. Его можно рассматривать как изолированного индивида, как члена социальной группы, класса, общества, наконец, всего человечества. Целью экономического поведения человека в принципе можно считать и деньги, и стоящие за ними товары, и полезность , т.е. субъективную пользу, извлекаемую индивидом из потребления товаров или услуг. Можно учитывать или игнорировать воздействие на индивидуальное поведение тех или иных общественных институтов (морали, религии и т.д). Но целесообразным, оправданным, с научной точки зрения, будет выбор такого уровня абстракции, на котором выявляются специфичные, существенные именно для данной проблемы черты объекта исследования. Достоинства того или иного уровня абстракции при исследовании хозяйственного субъекта всегда носят относительный характер.

Так, для того чтобы показать взаимозависимость всех свободных производителей и потребителей в рыночной экономике, наилучшим и, может быть, единственным средством является построение математической модели общего равновесия, которая предполагает чрезвычайно абстрактный подход к обществу и свойствам экономического субъекта.

Наконец, в-третьих, модель человека в экономической науке заслуживает внимания еще и потому, что она отражает идеологический и мировоззренческий контекст своего времени, влияние господствующих философских течений.

Задача систематизированного описания экономики на основе абстракции "экономического человека", движимого собственным интересом, принадлежит в первую очередь создателю "Богатства народов" – А. Смиту. (Адам Смит – шотландский экономист и философ, представитель классической политической экономии. Впервые определил задачу политэкономии как науки позитивной и нормативной). Тем не менее, предшественники у Смита были, прежде всего, в Англии. Мы кратко рассмотрим троих из них: меркантилистов, философов-моралистов XVII-XVIII столетий и Б. Мандевиля.

Виднейший представитель позднего меркантилизма Дж. Стюарт в книге "Исследование основ политической экономии" (1767 г). писал: "Принцип собственного интереса - будет ведущим принципом моего предмета... Это единственный мотив, которым государственный деятель должен пользоваться, чтобы привлечь свободных людей к планам, которые он разрабатывает для своего правительства". И далее: "Общественный интерес (spirit) настолько же излишен для управляемых, насколько он обязан быть всесильным для управляющего". Таким образом, экономисты меркантилистского толка уже использовали рабочую модель человеческой мотивации, характерную для смитовского "Богатства народов", но давали на ее основе противоположную Смиту рекомендацию в области государственной политики: человек несовершенен (эгоистичен), поэтому им надо управлять.

Примерно к такому же выводу пришел и великий английский философ Т. Гоббс - основоположник второго направления мысли, которое логически и исторически предшествовало Смиту. В своей знаменитой книге "Левиафан" (1651 г). Т. Гоббс называл собственный интерес людей "самой могущественной и самой разрушительной человеческой страстью". Отсюда - "война всех против всех", единственный выход из которой может состоять в том, чтобы люди отдали часть своих прав авторитарному государству, защищающему их от самих себя.

С тех пор на протяжении столетия британские философы-моралисты - Р. Камберленд,
А. Шефтсбери, Ф. Хатчесон и др. - пытались опровергнуть постулированный Гоббсом антагонизм интересов индивида и общества с помощью различных логических построений.

Основные их аргументы можно сформулировать так: человек не настолько плох, чтобы нуждаться в неусыпном контроле со стороны государства. Эгоистические мотивы в его поведении уравновешены альтруизмом и дружескими чувствами. Среди этих философов мы встречаем учителя Смита Ф. Хатчесона. Но и сам Смит в своей "Теории нравственных чувств" (1759 г). разработал учение о "симпатии" (способности поставить себя на место другого), которая дает нам возможность оценивать чужие поступки.

Третьим предшественником Смита на британской почве можно считать Бернара Мандевиля, автора знаменитого памфлета "Басня о пчелах" (1723 г)., в которой весьма убедительно доказывается связь между частными пороками, создающими рынок сбыта для многих товаров и источник существования для их производителей, и общим благом.

Строго говоря, Мандевиль в художественно-полемической форме откровенно сформулировал тезис, положенный в "Богатства народов": люди эгоистичны, но тем не менее государство не должно вмешиваться в их дела.

Несправедливо обойти вниманием и континентальные, в данном случае французские корни его концепции (напомним, что в качестве воспитателя герцога Баклю Смит около года провел во Франции). Здесь необходимо назвать философов-энциклопедистов, и в первую очередь Гельвеция, который в трактате "Об уме" (1758 г). сопоставлял роль, которую играет принцип собственного (эгоистического) интереса в жизни общества с ролью закона всемирного тяготения в неживой природе.

Из французских экономистов - предшественников Смита следует упомянуть Ф. Кенэ, давшего наиболее недвусмысленную формулировку экономического принципа , – описание мотивации субъекта, исследуемого экономической наукой: наибольшее удовлетворение ("радость"), достигнутое с наименьшими затратами или тяготами труда.

Идея "экономического человека" в конце XVIII в. просто носилась в европейском воздухе. Но все же нигде и ни у кого она не была сформулирована настолько отчетливо, как в "Богатстве народов". Вместе с тем Смит стал первым экономистом, положившим определенное представление о человеческой природе в основу целостной теоретической системы.

В самом начале "Богатства народов" он пишет о свойствах человека, накладывающих отпечаток на все виды его хозяйственной деятельности. Во-первых, это "склонность к обмену одного предмета на другой", во-вторых, - собственный интерес, эгоизм, "одинаковое у всех людей постоянное и неисчезающее стремление улучшить свое положение".

Эти свойства взаимосвязаны: в условиях широкого развития обмена, невозможно установить с каждым из "партнеров" личные отношения, основанные на взаимной симпатии. Вместе с тем обмен возникает именно потому, что даром получить нужные предметы у эгоистичного по природе соплеменника невозможно.

Таким образом, выбирая отрасль, где его "продукт будет иметь большую стоимость, чем в других отраслях", человек, ведомый эгоистичным интересом, самым непосредственным образом помогает обществу.

Но вместе с тем Смит отнюдь не идеализирует эгоизм владельцев капитала: он хорошо понимает, что собственный интерес капиталистов может заключаться не только в производстве выгодных продуктов, но и в ограничении аналогичной деятельности конкурентов. Он даже отмечает, что норма прибыли, как правило, находится в обратной зависимости от общественного благосостояния, и поэтому интересы купцов и промышленников в меньшей степени связаны с интересами общества, чем интересы рабочих и землевладельцев. Более того, этот класс "обычно заинтересован в том, чтобы вводить общество в заблуждение и даже угнетать его"", пытаясь ограничить конкуренцию.

Различает Смит также интересы представителей основных классов современного ему общества: собственников земли, наемных рабочих и капиталистов.

Столь же реалистичен подход Смита и к другим компонентам модели человека: его интеллектуальным способностям и информационным возможностям. С этой стороны человека, о котором идет речь в "Богатстве народов", можно, пожалуй, охарактеризовать так: он компетентен в том, что затрагивает его личные интересы. Он действует по принципу: "своя рубашка ближе к телу" и лучше, чем кто-либо другой способен идентифицировать свой собственный интерес. Конкурентом в этой области является для него государство, которое претендует на то, что лучше всех своих граждан понимает, что им нужно. Борьба с этим вмешательством государства в частную экономическую жизнь как раз и составляет главный полемический заряд "Богатства народов", которому эта книга обязана в первую очередь своей популярностью у современников. На долю государства Смит отводил, помимо уже упоминавшегося контроля за свободой конкуренции, лишь функции обороны, обеспечения правопорядка и те важные области, которые недостаточно привлекательны для вложений частных лиц.

"Начала политической экономии и налогового обложения" Д. Рикардо представляют собой новый тип экономического исследования по сравнению с "Богатством народов" А. Смита. Методом мысленного эксперимента, изолирующей абстракции Рикардо стремился открыть объективные экономические законы, по которым происходит распределение благ в обществе. Для того чтобы выполнить эту задачу, он уже не употреблял никаких специальных допущений относительно человеческой природы, считая, что стремление к собственному интересу самоочевидно и не нуждается не только в доказательствах, но и в простом упоминании. Более того, стремясь к идеалу научности, Рикардо считал предметом научного экономического анализа лишь такое поведение людей, которое продиктовано их личными интересами, и полагал, что построенная таким образом теория не может быть опровергнута фактами. Главная фигура для него - "капиталист, ищущий прибыльного применения для своих средств". Как и у Смита, собственный интерес не сводится к чисто денежному: капиталист "может поступиться частью своей денежной прибыли ради верности помещения, опрятности, легкости или какой-либо другой действительной или воображаемой выгоды, которыми одно занятие отличается от другого", что приводит к разным нормам прибыли в разных отраслях.

Как и Смит, Рикардо отмечал специфику экономического поведения отдельных классов, среди которых лишь капиталисты ведут себя в соответствии с логикой собственного интереса, но и это стремление модифицируется различными привычками и предрассудками. Что же касается рабочих, то их поведение, как отмечал Рикардо, подчинено привычкам и "инстинктам", а землевладельцы представляют собой праздных получателей ренты, не властных над своим экономическим положением.

Модель индивида, которая часто называется "экономическим человеком", характеризуется:

1) определяющей ролью собственного интереса в мотивации экономического поведения;

2) компетентностью (информированностью + сообразительностью) экономического субъекта в собственных делах;

3) конкретностью анализа: учитываются классовые различия в поведении и неденежные факторы благосостояния.

Методология классической школы, и в первую очередь концепция "экономического человека", подверглась фундаментальному теоретическому осмыслению лишь в работах
Дж. Милля. (Дж. Милль – английский экономист, философ и общественный деятель политической экономии в период ее разложения. Наиболее известное сочинение - «Основания политической экономии и некоторые приложения их к социальной науки» (1848)). Политическая экономия - одно из названий экономической теории, введенное в обиход французским экономистом
А. Монкретьеном и широко применяющееся в XVIII – XIX вв.

Он подчеркивал, что политическая экономия охватывает не все поведение человека в обществе: "Она рассматривает его лишь как существо, желающее обладать богатством и способное сравнивать эффективность разных средств для достижения этой цели. Она полностью абстрагируется от любых других человеческих страстей и мотивов, кроме тех, которые можно считать вечными антагонистами стремления к богатству, а именно отвращения к труду и желания безотлагательно пользоваться дорогостоящими наслаждениями". Таким образом, согласно толкованию Милля, экономический анализ движется как бы в двухмерном пространстве, на одной оси которого - богатство, а на другой - неприятности, подстерегающие человека на пути к этой цели.

Политическая экономия, по Миллю, ближе к геометрии, ее исходный пункт - не факты, а априорные предпосылки, может быть уподоблена, по мнению Милля, абстракции прямой линии, имеющей длину, но не имеющей ширины. Однако из всех наук наиболее родственной политической экономии он считал механику, оперирующую отдельными, не растворяющимися друг в друге телами. Результаты их взаимодействия можно вычислить теоретически, а затем проверить эти дедуктивные выводы на практике, учтя действие прочих равных, от которых мы абстрагировались вначале.

Силой своей отточенной логики Милль попытался поставить не высказанную методологию Смита и Рикардо, их основанные на здравом смысле представления о человеческой природе на строгую научную основу. Однако в таком безупречном, с точки зрения логики, виде концепция "экономического человека" кое-что потеряла.

Есть в статье Милля и еще один пункт, где упоминаются различные факторы, противодействующие стремлению к богатству. Вектор благосостояния включал у них, помимо главного компонента - денежного богатства, также и общественный престиж, "приятность" занятия, надежность помещения капитала и т.д. Однако и Смит, и Рикардо предполагали, что эти неденежные выгоды, отличающие одно помещение капитала от другого, постоянны во времени и "возмещают малые размеры денежного вознаграждения в одних отраслях и уравновешивают слишком высокое вознаграждение в других". Таким образом, здесь мы имеем дело с конкретизацией целевой функции капиталиста - максимизации богатства (благосостояния).

Эти методологические воззрения Милль пытался воплотить в своем главном труде - "Основы политической экономии". Особенно показательна здесь маленькая глава "О конкуренции и обычае". Как пишет автор, английская политическая экономия законно предполагает, что распределение продукта происходит под определяющим воздействием конкуренции. Однако в реальности часты случаи, когда обычаи и привычки оказываются сильнее. Милль отмечает, что "принципом, в сколько-нибудь значительной степени регулирующим соглашения экономического характера, конкуренция стала лишь с недавнего времени". Но и в современной ему экономике "обычай успешно удерживает свои позиции в борьбе с конкуренцией даже там, где вследствие многочисленности конкурентов и общей энергии, проявляемой в погоне за прибылью", последняя получила сильное развитие.

Основоположник английского утилитаризма Дж. Бентам не был, строго говоря, экономистом. (Утилитаризм - (лат. Utilitas – польза) - принцип поведения, отрицающий значение духовных интересов и выражающийся в подчинении всех поступков человека получению материальной выгоды, эгоистичному расчету). Однако он оказал большое влияние на экономистов, входивших в руководимый им кружок "философских радикалов": Д. Рикардо, Дж. Милля и других, и его экономические произведения занимают три объемных тома. По его собственным словам,
"у философии нет более достойного занятия, чем оказывать поддержку экономике повседневной жизни". Амбиции Бентама в области общественных наук были чрезвычайно обширны: он хотел, подобно Ньютону в физике, открыть универсальные силы, управляющие всем человеческим поведением, дать способы их измерения и в конечном счете осуществить программу реформ, которые бы сделали человека лучше.

Целью всякого человеческого действия и "предметом каждой мысли любого чувствующего и мыслящего существа" Бентам провозгласил "благосостояние (well-being) в той или иной форме" и, следовательно, единственной универсальной общественной наукой, по его мысли, должна стать "эвдемоника" - наука или искусство достижения благосостояния.

Благосостояние трактовалось им в последовательно гедонистском духе: "Природа отдала человечество во власть двум суверенным повелителям: страданию и наслаждению.
(Гедонизм – стремление индивидуума к росту своего благосостояния во имя максимизации получаемого от жизни удовольствия). Они одни указывают нам, что мы должны делать и определяют, что мы сделаем". Страдания и наслаждения, естественно, не ограничиваются сферой чисто экономических интересов: так, любовь вполне способна превзойти денежный интерес. Бентам признавал и альтруистические мотивы, но не верил в их искренность, и предполагал, что за ними кроются те же личные удовольствия.

Наслаждения и страдания, согласно Бентаму, являются своего рода векторными величинами. Основными компонентами этих векторов он считает: 1) интенсивность; 2) продолжительность;
3) вероятность (если речь идет о будущем); 4) доступность (пространственная); 5) плодотворность (связь данного удовольствия с другими); 6) чистота (отсутствие элементов обратного знака, например, удовольствие, сопряженное со страданием, чистым не является); 7) охват (количество людей, затронутых данным чувством). Важнейшими компонентами считаются первые два. Соответственно благосостояние, как предполагает автор, может измеряться следующим образом: берется сумма интенсивности всех удовольствий за данный период времени, умноженных на их продолжительность, и из нее вычитается общее количество страданий (рассчитанное по аналогичной формуле), испытанных за тот же период.

Бентам исходит из того, что интересы общества - не более, чем сумма интересов граждан. Поэтому, если возникает конфликт интересов разных общественных групп, необходимо решить дело в пользу тех, у кого потенциальное количество благосостояния в случае удовлетворения их интересов будет больше, а если эти количества равны, следует предпочесть более многочисленную группу.

В отличие от Смита, Бентам не доверяет согласование индивидуальных "стремлений к благосостоянию" рынку и конкуренции. Он считает это прерогативой законодательства, которое должно награждать тех, кто способствует общественному благу, и наказывать тех, кто ему мешает.

Основными чертами концепции человеческой природы Бентама в сопоставлении с концепцией "экономического человека", являются:

Во-первых, большая глубина абстракции. Благодаря этому модель Бентама универсальна: она годится не только для экономической сферы, но и для всех остальных областей человеческой деятельности. Модель эта настолько абстрактна, что не делает различия между представителями различных классов.

Во-вторых, в сфере мотивации - это последовательное свед?ние всех мотивов человека к достижению удовольствий и избежанию огорчений.

В-третьих, в сфере интеллекта - счетный рационализм. Бентам в принципе исходит из того, что каждый человек в состоянии производить все те арифметические действия, которые нужны для получения максимума счастья, хотя признает, что такого рода подсчет "недоступен прямому наблюдению".

Столь большое внимание, которое нам пришлось уделить различию концепций человека у классиков и Бентама, на наш взгляд заслужено. Ему обычно уделяется в истории политической экономии гораздо меньше места, чем эффектным методологическим спорам классиков с исторической школой; маржиналистов - с новоисторической школой, а также институциона-лизмом; неоклассиков - с "бихевиористским" направлением. Более того, многие авторы считают эти концепции сходящимися к единой модели экономического субъекта. Так, У.К. Митчелл в своем глубоком и содержательном курсе лекций о типах экономической теории отмечает, что "Бентам выразил наиболее ясно концепцию человеческой природы, преобладающую среди его современников (а их было 2-3 поколения). Он помог экономистам понять, о чем они говорят". Современный швейцарский экономист П. Ульрих прибегает к такому сравнению: "жизненный путь "экономического человека" начался поколение спустя после Смита. Он произошел от бракосочетания классической политической экономии с утилитаризмом. Родовспомогателем был Д. Рикардо."" Поэтому мы считаем нужным выделить принципиальные различия моделей человека у классиков и Бентама, которые наиболее ярко проявились позднее, в ходе маржиналистской революции.

Введение…………………………………………………………………….2

1.1. Концепция «экономического человека»…………………………..3
1. Политика как обмен………………………………………………3
2. Модель медианного избирателя………………………………....4
3. Политическая конкуренция……………………………………...4
2.1. Особенности выбора при представительной демократии. Рациональное поведение………………………………………………...7

3.1.Группы с особыми интересами. Лоббизм……………………….…10
1. Логроллинг………………………………………………………...11
2. Экономика бюрократии………………………………………….13
3. Поиск политической ренты……………………………………...15
Политико-экономический цикл………………………………………...17

Заключение………………………………………………………………....19

Список использованных источников……………………………………...20

Введение

Истоки общественного выбора можно найти в исследованиях Д. Блэка, работах математиков XVII-XIX вв., интересовавшихся проблемами голосования: Ж.А.Н. Кондорсэ, Т.С. Лапласа, Ч. Доджсона (Льюиса Кэролла). Однако в качестве самостоятельного направления экономической науки теория сформировалась только в 50-60-х гг. XX в.

Теория общественного выбора — это теория, изучающая различные способы и методы, посредством которых люди используют правительственные учреждения в своих собственных интересах.

В основу изучения теории общественного выбора положен собственно общественный выбор - совокупность процессов нерыночного принятия решений по поводу производства и распределения общественных благ, который обычно осуществляется через систему политических институтов. Сферами анализа в теории общественного выбора считаются избирательный процесс, деятельность депутатов, теория бюрократии, политика регулирования и конституционная экономика.

Теория общественного выбора является частным случаем теории рационального выбора, которая развивает концепцию методологического индивидуализма. Данная концепция состоит в том, что люди, действующие в политической сфере, стремятся к достижению своих личных интересов при ограничениях, накладываемой действующей системой политических институтов.

Эта тема актуальна в сегодняшнем обществе, т.к. теория общественного выбора является важной составной частью институциональной экономической теории, ее называют иногда «новая политическая экономия».

Целью является изучение политического механизма формирования экономических решений.

1.1.Концепция «экономического человека»

Второй предпосылкой теории общественного выбора является концепция «экономического человека (Homo economicus).

Человек в рыночной экономике отождествляет свои предпочтения с товаром. Он стремится принять такие решения, которые максимизируют значение функции полезности. Его поведение рационально.

Рациональность индивида имеет в данной теории универсальное значение. Это означает, что все — от избирателей до президента - руководствуются в своей деятельности в первую очередь экономическим принципом, т.е. сравнивают предельные выгоды и предельные издержки (и прежде всего выгоды и издержки, связанные с принятием решений).

1.2.Политика как обмен

Трактовка политики как процесса обмена восходит к диссертации шведского экономиста Кнута Викселля «Исследования по теории финансов» (1896). Основное различие между экономическим и политическим рынками он видел в условиях проявления интересов людей. Эта идея легла в основу работ американского экономиста Дж. Бьюкенена, получившего в 1986 г. за исследования в области теории общественного выбора Нобелевскую премию. Сторонники теории общественного выбора рассматривают политический рынок по аналогии с товарным. Государство — это арена конкуренции людей за влияние на принятие решений, за доступ к распределению ресурсов, за места в иерархической лестнице.

Однако государство — это рынок особого рода, его участники имеют необычные права собственности: избиратели могут выбирать представителей в высшие органы государства, депутаты — принимать законы, чиновники — следить за их исполнением. Избиратели и политики трактуются как индивиды, обменивающиеся голосами и предвыборными обещаниями. Объектом анализа теории является общественный выбор в условиях как прямой, так и представительной демократии: Дж. Бьюкенен, Д. Мюллер, У. Нисканен, М. Олсон, Г. Таллок, Р. Толлисон, Ф.А. Хайек.

По аналогии с рынком совершенной конкуренции они начинают свой анализ с прямой демократии, переходя затем к представительной демократии как ограничивающему фактору.

1.3.Модель медианного избирателя.

Допустим, что жители улицы решили провести ее озеленение. Посадка деревьев вдоль улицы — общественное благо, для которого характерны такие свойства, как неизбирательность (неконкурентность) и неисключительность в потреблении.

Модель медианного избирателя — модель, характеризующая существующую в рамках прямой демократии тенденцию, согласно которой принятие решений осуществляется в соответствии с интересами избирателя-центриста (человека, занимающего место в середине шкалы интересов данного сообщества).

Решение вопросов в пользу избирателя-центриста имеет свои плюсы и минусы. С одной стороны, оно удерживает сообщество от принятия односторонних решений, от крайностей. С другой — оно далеко не всегда гарантирует принятие оптимального решения. Наш простой пример наглядно показал, что даже в условиях прямой демократии, когда решения принимаются большинством голосов, возможен выбор в пользу экономически неэффективного результата, например, недопроизводства или перепроизводства общественных благ.

1.4.Политическая конкуренция

Модель медианного избирателя имеет значение и для представительной демократии, однако здесь процедура усложняется. Кандидат в президенты для того, чтобы добиться цели должен как минимум дважды апеллировать к избирателю-центристу: сначала внутри партии (для своего выдвижения от партии), затем к медианному избирателю среди всего населения. При этом для завоевания симпатий большинства приходится вносить значительные коррективы в свою первоначальную программу, а нередко и отказываться от ее фундаментальных принципов. Рассмотрим в качестве примера распределение голосов избирателей в соответствии с их идеологическими предпочтениями.

Отметим на горизонтальной оси позиции избирателей от крайне левых до крайне правых (рис. 1). В середине оси обозначим позицию медианного избирателя точкой М .

Если позиции избирателей распределяются между крайностями в обществе равномерно, мы получим нормальное распределение с пиком над точкой М .

Общая площадь, находящаяся под кривой, представляет 100% голосующих. Допустим, что голосующие отдают свои голоса тем, кто им ближе по своим идеологическим воззрениям.

Рис. 1. Распределение голосов избирателей в соответствии с их идеологическими предпочтениями

Предположим, что имеются всего два кандидата. Если один из кандидатов выбирает серединную позицию (например, в точке М ), то тогда он получит по крайней мере 50% голосов. Если же кандидат занимает позицию А , то он получит меньше 50% голосов. Если один кандидат занимает позицию в точке А , а другой — в точке М , то кандидат в точке А получит голоса избирателей, находящихся левее линии а , (а — срединная позиция между А и М , т.е. меньшинство голосов). Кандидат, занимающий позицию М , сможет получить голоса избирателей, находящихся правее линии а , т.е. большинство. Лучшей для кандидата будет стратегия, максимально приближенная к позиции медианного избирателя, т.к. она обеспечит ему большинство на выборах. Аналогичная ситуация сложится, если один из кандидатов будет правее другого (займет позицию в точке В ). И в этом случае победа достанется тому, кто лучше отразит позицию избирателя-центриста. Проблема заключается, однако, в точном определении (идентификации) интересов и чаяний медианного избирателя.

Что произойдет, если в борьбу вступит третий кандидат? Например, один кандидат занимает позицию В , а два других — позицию М . Тогда первый получит голоса, находящиеся под кривой распределения правее линии б , а каждый из двух других — половину голосов, лежащих левее этой линии. Поэтому большинство голосов выиграет первый кандидат. Если один из двух кандидатов принял бы позицию А , то кандидат, занимающий позицию М , получил бы очень незначительный процент голосов, равный площади, находящейся по кривой распределения между а и б . Поэтому у кандидата М есть стимул выйти из сегмента АВ , тем самым поставив одного из двух других кандидатов в затруднительное положение. Процесс продвижения может долго продолжаться, но он имеет свои границы. Пока пик распределения находится в точке М , любой кандидат может повысить свои шансы, двигаясь по направлению к М .

2.1.Особенности выбора при представительной демократии. Рациональное поведение.

В условиях представительной демократии процесс голосования усложняется. В отличие от частного, общественный выбор осуществляется через определенные промежутки времени, ограничен кругом претендентов, каждый из которых предлагает свой пакет программ. Последнее означает, что избиратель лишен возможности выбирать несколько депутатов: одного — для решения проблем занятости, другого — для борьбы с инфляцией, третьего - по проблемам внешней политики и т.д. Он вынужден выбирать одного депутата, позиция которого далеко не полностью совпадает с его предпочтениями. В сфере бизнеса это означало бы покупку товара «с нагрузкой», поэтому избиратель вынужден из многих зол выбирать наименьшее. Усложняется и процедура голосования. Избирательное право может быть обусловлено имущественным цензом (как в древнем Риме) или цензом оседлости (как в некоторых современных странах Балтии). Для избирания кандидата может требоваться относительное или абсолютное большинство. Избиратели должны располагать определенной информацией о предстоящих выборах. Информация же имеет альтернативную стоимость. Для ее получения требуются время и деньги, а чаще и то и другое. Отнюдь не все избиратели могут позволить себе значительные траты, связанные с получением необходимой информации о предстоящих выборах. Большинство стремится минимизировать свои издержки. И это рационально. Существует своеобразный эффект порога — это минимальное значение пользы, которое необходимо превысить, чтобы избиратель участвовал в политическом процессе. Такое явление в теории общественного выбора называется рациональным поведением (rational ignorance).

Если оно ниже определенной черты, избиратель старается избежать исполнения своего гражданского долга, становясь человеком, для которого типично рациональное поведение. Представительная демократия обладает рядом несомненных преимуществ. Она, в частности, с успехом использует выгоды общественного разделения труда. Избранные депутаты специализируются на принятии решений по определенным вопросам. Законодательные собрания организуют и направляют деятельность исполнительной власти, следят за претворением принятых решений в жизнь.

В то же время при представительной демократии возможно принятие решений, не соответствующих интересам и чаяниям большинства населения, весьма далеким от модели медианного избирателя. Создаются предпосылки для принятия решений в интересах узкой группы лиц.

Последователи теории общественного выбора наглядно показали, что нельзя целиком и полностью полагаться на результаты голосования, поскольку они в немалой степени зависят от конкретного регламента принятия решений.

Сама демократическая процедура голосования в законодательных органах также не препятствует принятию экономически неэффективных решений. Это означает, что в обществе (выборном органе) отсутствует рациональный подход, нарушается принцип транзитивности предпочтений. Подобную ситуацию Ж. Кондорсе назвал парадоксом голосования. Дальнейшее развитие эта проблема получила в работах К. Эрроу.

Парадокс голосования (paradox of voting) — это противоречие, возникающее вследствие того, что голосование на основе принципа большинства не обеспечивает выявления действительных предпочтений общества относительно экономических благ.

На самом деле ошибочной является процедура голосования. Более того, довольно часто процедура голосования не позволяет сделать согласованный вывод. Парадокс голосования не только дает возможность объяснить, почему нередко принимаются решения, не соответствующие интересам большинства, но и наглядно показывает, почему результат голосования поддается манипулированию. Поэтому при разработке регламента следует избегать влияний конъюнктурных факторов, мешающих принятию справедливых и эффективных законопроектов. Демократия не сводится только к процедуре голосования, гарантом демократических решений должны быть твердые и стабильные конституционные принципы и законы.

3.1.Группы с особыми интересами. Лоббизм.

В условиях представительной демократии качество и оперативность решений зависят от необходимой информации и стимулов, способствующих ее преобразованию в практические решения. Информация характеризуется альтернативными издержками. Для получения ее необходимы время и деньги. Рядовому избирателю не безразлично решение того или иного вопроса, однако влияние на своего депутата связано с затратами — придется писать письма, посылать телеграммы или звонить по телефону. А в случае, если он не внемлет просьбам, — писать гневные статьи в газеты, привлекать внимание радио или телевидения самыми различными способами вплоть до организации демонстраций и митингов протеста.

Рациональный избиратель должен соотносить предельные выгоды от такого влияния с предельными издержками (затратами). Как правило, предельные затраты значительно превышают предельные выгоды, поэтому желание постоянно воздействовать на депутата у избирателя минимально.

Иные мотивы у тех избирателей, интересы которых сконцентрированы на определенных вопросах, как, например, у производителей конкретных товаров и услуг (сахара или вино-водочных изделий, угля или нефти). Изменение условий производства (регулирование цен, строительство новых предприятий, объем государственных закупок, изменение условий импорта или экспорта) для них— вопрос жизни или смерти. Поэтому такие группы с особым интересом стремятся поддерживать постоянную связь с представителями власти.

Они используют для этого письма, телеграммы, средства массовой информации, организуют демонстрации и митинги, создают специальные конторы и агентства, чтобы оказывать давление на законодателей и чиновников (вплоть до подкупа).

Все эти способы влияния на представителей власти с целью принятия выгодного для ограниченной группы избирателей политического решения называют лоббизмом ( lobbying ) .

Группы со взаимными и значительными интересами могут с лихвой компенсировать свои затраты, если законопроект, который они отстаивают, будет принят. Дело в том, что выгоды от принятия закона будут реализованы внутри группы, а издержки распределяются на все общество в целом. Концентрированный интерес немногих побеждает распыленные интересы большинства. Поэтому относительное влияние групп с особыми интересами гораздо больше их доли голосов. Выгодные им решения не были бы приняты в условиях прямой демократии, когда каждый избиратель прямо и непосредственно выражает свою волю.

Влияние концентрированных интересов объясняет массу парадоксов экономической политики государства, которое в основном защищает старые, а не молодые отрасли (в США, например, такие, как сталелитейная и автомобильная). Государство гораздо чаще регулирует рынки потребительских товаров, чем рынки факторов производства, предоставляет льготы отраслям, сконцентрированным в определенном районе, чем распыленным по всей стране.

Депутаты, в свою очередь, также заинтересованы в активной поддержке со стороны влиятельных избирателей, ибо это увеличивает шансы их переизбрания на новый срок. Лоббизм позволяет находить источники финансирования предвыборной компании и политической деятельности.

В еще большей степени заинтересованы в лоббизме профессиональные чиновники, от деятельности которых зависит не только принятие, но и претворение в жизнь политических решений.

Поэтому выборные органы и исполнительная власть должны следовать определенным принципам, сфера их деятельности должна быть строго ограничена.

3.2.Логроллинг.

В повседневной законодательной деятельности депутаты стремятся повысить свою популярность, активно используя систему логроллинга (logrolling — «перекатывание бревна») — практику взаимной поддержки путем торговли голосами.

Каждый депутат выбирает важнейшие для его избирателей вопросы и стремится получить необходимую поддержку со стороны других депутатов. Поддержку по своим вопросам депутат «покупает», отдавая взамен свой голос в защиту проектов своих коллег. Сторонники теории общественного выбора (например, Дж. Бьюткенен и Г. Таллок) не считают всякую «торговлю голосами» отрицательным явлением.

Иногда с помощью логроллинга удается добиться более эффективного распределения ресурсов, т.е. распределения повышающего общее соотношение выгод и затрат в соответствии с принципом Парето-оптимальности.

Однако не исключен и прямо противоположный эффект. Идя навстречу местным интересам, с помощью логроллинга правительство добивается одобрения крупного дефицита госбюджета, роста ассигнований на оборону и т.д. Тем самым общенациональные интересы нередко приносятся в жертву региональным выгодам. Классической формой логроллинга является «бочонок с салом» — закон, включающий набор небольших локальных проектов. Чтобы получить одобрение, к общенациональному закону добавляется целый пакет разнообразных, нередко слабо связанных с основным законом предложений, в принятии которых заинтересованы различные группы депутатов. Чтобы обеспечить его прохождение, к нему добавляют все новые и новые предложения («сало»), пока не будет достигнута уверенность в том, что закон получит одобрение большинства депутатов.

Подобная практика таит в себе опасности для демократии, так как принципиально важные решения (ограничение прав, свободы, совести, печати, собраний и т.д.) могут быть «куплены» предоставлением частных налоговых льгот и удовлетворением ограниченных местных интересов.

3.3.Экономика бюрократии.

Одним из направлений теории общественного выбора является экономика бюрократии. Законодательные органы создают исполнительные, а они, в свою очередь, — обширный аппарат для выполнения разнообразных функций государства, которые затрагивают интересы избирателей. Избиратели, проголосовавшие за депутатов, оказываются в непосредственном подчинении у бюрократов (рис. 2).

Депутаты

Бюрократия

Избиратели

Рис. 2. Роль бюрократии

Экономика бюрократии согласно теории общественного выбора — это система организаций, удовлетворяющая как минимум двум критериям: во-первых, она не производит экономические блага, имеющие ценностную оценку, и, во-вторых, извлекает часть своих доходов из источников, не связанных с продажей результатов своей деятельности.

Уже в силу своего положения бюрократия не связана непосредственно с интересами избирателей, она обслуживает прежде всего интересы различных эшелонов законодательной и исполнительной ветвей власти. Чиновники не только реализуют уже принятые законы, но и активно участвуют в их подготовке. Поэтому они нередко напрямую связаны с группами, отстаивающими особые интересы в парламенте. Через бюрократов группы с особыми интересами «обрабатывают» политиков, представляют информацию в выгодном для них свете. Бюрократия, как правило, опасается не недовольства общества в целом, а прицельной критики со стороны групп с особыми интересами, которые легко могут использовать для этого средства массовой информации. И наоборот, в случае провала им могут помочь выйти из затруднительного положения опять те же группы с особыми интересами, с которыми они тесно связаны.

Реализуя свои собственные цели и интересы, бюрократы стремятся к принятию таких решений, которые открывали бы для них доступ к самостоятельному использованию разнообразных ресурсов. На экономии общественных благ они мало что могут заработать, принятие же дорогостоящих программ предоставляет им широкие возможности для личного обогащения, усиления влияния, укрепления связей с поддерживающими их группами и в конечном счете для подготовки путей «отхода» на какое-нибудь «теплое» местечко. Не случайно многие служащие корпораций, поработав в государственном аппарате, возвращаются в свои корпорации с заметным повышением. Такая практика получила название «системы вращающихся дверей».

Бюрократии присущи стремление ускорить ход дела административными методами, абсолютизируя формы в ущерб содержанию, принесение стратегии в жертву тактике, подчинение цели организации задачам ее сохранения. «Бюрократия, — писал К. Маркс, — считает самое себя конечной целью государства. Так как бюрократия делает свои «формальные» цели своим содержанием, то она всюду вступает в конфликт с «реальными» целями. Она вынуждена поэтому выдавать формальное за содержание, а содержание — за нечто формальное. Государственные задачи превращаются в канцелярские задачи, или канцелярские задачи — в государственные».

С ростом бюрократии развиваются и негативные стороны управления. Чем больше становится бюрократический аппарат, тем ниже качество принимаемых решений, тем медленнее осуществление их претворения в жизнь. Различные ведомства преследуют нередко противоположные цели; их работники часто дублируют друг друга. Устаревшие программы не отменяются, издаются все новые и новые циркуляры, увеличивается документооборот. Все это требует огромных средств для решения простых вопросов.

Укрепление бюрократии усиливает неэффективность работы организации. В частной фирме простым критерием эффективности является рост прибыли.

В государственном аппарате такой четкий критерий отсутствует. Обычной реакцией на провалы принятых ранее программ является увеличение ассигнований и рост штата сотрудников.

Все это способствует разбуханию государственного аппарата — людей, занятых поиском экономической ренты.

3.4.Поиск политической ренты.

Крупным достижением в теории общественного выбора стала начатая в 1974 г. Анной Крюгер разработка теории политической ренты.

Поиск политической ренты (political rent seeking) — это стремление получить экономическую ренту с помощью политического процесса.

Правительственные чиновники стремятся получить материальные выгоды за счет как общества в целом, так и отдельных лиц, добивающихся принятия определенных решений. Бюрократы, участвуя в политическом процессе, стремятся провести такие решения, чтобы гарантировать себе получение экономической ренты за счет общества. Политики заинтересованы в решениях, которые обеспечивают явные и немедленные выгоды и требуют скрытых, трудно определяемых издержек. Подобные решения способствуют росту популярности политиков, но, как правило, они экономически неэффективны. Иерархическая структура государственного аппарата строится по тем же принципам, что и структура крупных корпораций. Однако государственные учреждения часто не могут воспользоваться преимуществами организационной структуры частных фирм. Причинами служат слабый контроль за их функционированием, недостаточная конкуренция, большая самостоятельность бюрократии. Поэтому представители теории общественного выбора последовательно выступают за всемерное ограничение экономических функций государства. Даже

производство общественных благ не повод, с их точки зрения, для государственного вмешательства в экономику, поскольку разные налогоплательщики извлекают неодинаковую выгоду от государственных программ. По их мнению, демократичным является опосредованное рынком преобразование общественных товаров и услуг в экономические блага. Условием эффективной борьбы с бюрократией они считают приватизацию, ее содержанием — развитие «мягкой инфраструктуры», а конечной целью — создание конституционной экономики. Введенное У. Нисканеном понятие «мягкая инфраструктура» означает увеличение экономических прав человека (укрепление прав собственности, честность и ответственность за выполнение контрактов, терпимость к инакомыслию, гарантии прав меньшинства и т.п.) и ограничение сфер деятельности государства.

4.Политико-экономический цикл.

Политико-экономический цикл — цикл экономической и политической активности правительства между выборами.

Деятельность правительства между выборами подчинена определенным закономерностям. С известной долей условности она может быть описана следующим образом. После выборов осуществляется ряд мер, направленных на изменение целей или масштабов деятельности предшествующего правительства. Эти меры носят особенно радикальный характер, если к власти приходит партия, до этого находившаяся в оппозиции.

Предпринимаются попытки по сокращению дефицита государственного бюджета, сворачиванию непопулярных программ, перестройке работы государственного аппарата. Вновь пришедшие к власти стараются выполнить хотя бы часть предвыборных обещаний.

Однако затем активность снижается до тех пор, пока падение популярности нового правительства не достигает критического уровня. С приближением следующих выборов активность правительства возрастает. Если отложить на оси абсцисс время, а на оси ординат — активность правительства, то описанный цикл в общем виде будет выглядеть примерно как на рисунке 3.

Рис. 3. Политико-экономический цикл

Отрезок Tl Т2 отражает падение популярности правительства, отрезок Т2 ТЗ-наращивание активности, связанное с подготовкой предстоящих выборов.

Целесообразно отметить, что пик новой активности не должен находиться слишком далеко от предстоящих перевыборов, иначе избиратели успеют забыть о периоде активной деятельности правительства.

При этом желательно, чтобы уровень активности в точке ТЗ был не ниже активности предшествующего правительства в точке Т1.

Общий политико-экономический цикл может включать ряд более мелких подциклов, которые в целом вписываются в указанную закономерность.

Заключение

В работе было проведено изучение политического механизма формирования экономических решений.

Были рассмотрены различные способы и методы, посредством которых люди используют правительственные учреждения в своих собственных интересах.

Список использованных источников

1.Джуха В. М., Панфилова Е. А. Микроэкономика: учебное пособие для студентов вузов. Москва: ИКЦ «МарТ», Ростов н/Д: Издательский центр «МарТ», 2004

2.Нуреев Р. М. Курс микроэкономики. Учебник для вузов. - 2-е изд., изм. - М.: Изд-во НОРМА, 2001

3.Нуреев Р. М. Теория общественного выбора. Курс лекций(текст): Учеб.пособие для вузов.-М.: Изд-во дом ГУ ВШЭ, 2005

Концепция «экономического человека» заключается в том, что человек в рыночной экономике реализует свои предпочтения в товаре. Он стремится принять такие решения, которые максимизируют значение функции полезности. Его поведение рационально. Следует указать на тот факт, что рациональность индивида имеет в данной теории универсальное значение. Это означает, что все от избирателей до президента руководствуются в своей деятельности в первую очередь экономическим принципом, т.е. сравнивают предельные выгоды и предельные издержки (и прежде всего выгоды и издержки, связанные с принятием решений).

Как известно, в основе каждой экономической эпохи лежит определенная модель человека, которая отражает доминирующую в обществе форму жизнедеятельности. В основе развития индустриального и постиндустриального общества лежит модель экономического человека, важнейшими чертами которого выступали личная выгода как исходный экономический интерес, учет интересов партнера при сотрудничестве, учет общественных интересов, стремление к наибольшей выгоде, агрессивное поведение и использование жестких средств для достижения цели, главная цель – увеличение личного благосостояния, мотивация действий – экономическая эффективность, идеал – деньги, интеллект – специализированный, степень свободы - ограниченная.

В основе развития информационного общества и новой экономики лежит модель «креативного человека», основными чертами которого выступают заинтересованность в высоких результатах для общества, при которых вполне удовлетворяются личные интересы; полное согласование интересов с интересами партнеров; предпочтение интересов общества, как наилучшего способа жизни; желание равновыгодного сотрудничества; благожелательное поведение; ориентация – к человеку; главная цель – служение добру и получение удовлетворения от него; мотивация действия – всеобщее благополучие; идеал – всеобщее счастье; интеллект – гармонично развитый; степень свободы – полноценная.

Сравним модели «креативного» и экономического человека по следующим признакам: исторические условия, естественно научные основы, психологические основы и институциональные основы.

Модель экономического человека создается в период развития индустриального общества, когда в экономике доминировал простой труд и товарный обмен выступал основной формой взаимодействия людей в обществе. Что же касается модели «креативного» человека, то она создана в период формирования информационного общества, при котором основной формой межчеловеческих взаимодействий выступает информационный обмен.

Модель экономического человека носит механистический характер. Модель «креативного» человека исходит из индивидуализации человека, необходимости признания того факта, что он занимает определенное место в обществе и выполняет специфические функции, поэтому сама по себе его концепция носит органический характер.

Ученые выделяют две основные ориентации человека: рыночная и плодотворная. Рыночная ориентация соответствует экономическому человеку, она ориентирована на обладание, усилие индивида направлены на изменение внешних экономических условий жизнедеятельности, а не на изменение самой личности. Ценностью обладают лишь те объекты, которые могут быть обращены в собственность. Плодотворная ориентация или ориентация на бытие соответствует «креативному» человеку, ценностью для которого обладают не конечные результаты деятельности в материальной форме, а процесс творчества сам по себе.

В каждом обществе складываются определенные представления о надлежащем поведении человека. В индустриальном обществе доминирующей формой взаимодействия выступал товарный обмен, в обществе господствовала философия индивидуализма, которая характеризуется следующими особенностями.

Во-первых , человек стремится к полной независимости от других;

Во-вторых , только сам человек в состоянии определить, что для него является благом, а что нет; человек рационален;

В-третьих , поскольку предпочтения людей различны, нет возможности сформировать единую цель. «Креативный» человек характеризуется институциональным поведением. В информационном обществе доминирующей формой межличностного взаимодействия выступает информационный обмен.

Страница 4 из 4

ГЛАВА 14. ТЕОРИЯ ОБЩЕСТВЕННОГО ВЫБОРА.

Процесс развития общества – процесс постоянного выбора, с которым мы сталкиваемся в обыденной жизни.

От выбора зависит наше будущее, каким оно будет.

Кто придет к власти, какова будет ориентация общества, какой политический режим будет установлен в государстве, какова будет форма правления, как уберечься от непоправимых ошибок?

Что следует сделать, чтобы демократия не переродилась в произвол, как предотвратить установление тоталитаризма или авторитаризма, как сделать правильный выбор в экономической и политической сфере?

На все эти и ряд других вопросов дает ответ теория общественного выбора, относительно молодое и перспективное направление экономической науки. Данная тема рассматривается после и в контексте анализа общественных благ. Дело в том, что вопросы обеспечения общественными благами обладает той особенностью, что осуществляется не на основе индивидуальных предпочтений граждан, а опосредованно – посредством политических решений. В этом плане возникает целый круг проблем, которые связаны с определением объемов и структуры производства общественных благ, выбора конкретных способов финансирования и принципов распределения налогов. Именно теория общественного выбора и направлена на исследование закономерностей осуществления выбора в условиях демократического правления.

В данной главе рассматриваются следующие вопросы:

1. Методология анализа общественного выбора. Концепция «экономического человека». Методологический индивидуализм. Политика как обмен.

4. Проблемы эффективности государственного вмешательства в экономику.

14.1. Методология анализа общественного выбора

Теоретические истоки концепции общественного выбора могут быть найдены в исследовани¬ях Д. Блэка, работах математиков XVIII-XIX вв., интересовав¬шихся проблемами голосования: Ж.А.Н. Кондорсэ, Т.С. Лапла-са, Ч. Доджсона (Льюиса Кэролла).

Однако в качестве самосто¬ятельного направления экономической науки теория сформиро¬валась только в 50-60-х гг. XX в. Исключительно важную роль сыграли работы по политической философии Т.Гоббса и Б.Спинозы. Существенный импульс развитию теории общественного выбора придала экономика благосостояния.

Теорию общественного выбора именуют иногда «новая политическая экономия», поскольку она изучает политический механизм формирования и принятия макроэкономических решений. Ее представители выступили с резкой критикой кейнсианства и поставили под сомнение необходимость и эффективность государственного регулирования экономики. Представители теории общественного выбора заимствовали принципы классического либерализма и методы микроэкономического анализа, перенесли их в сферу, считавшуюся ранее предметом анализа политологии и социологии. Критикуя государственное регулирование экономики, они подставили под сомнение не методы государственного регулирования экономики, а сам процесс принятия правительственных решений.

В своем современном толковании теория общественного выбора – это теория, изучающая раз¬личные способы и методы, посредством которых люди исполь¬зуют правительственные учреждения в своих собственных ин¬тересах.

В качестве предпосылок теории общественного выбора можно рассмотреть теоретические и методологические. В рамках теоретических предпосылок следует охарактеризовать группу теорий – неоинституционализм и теории рационального выбора. В качестве методологических предпосылок целесообразно охарактеризовать концепцию экономического человека, методологический индивидуализм и трактовку политики как обмена.

Существуют теоретические предпосылки теории общественного выбора. Неоинституционализм в основе своей имеет институционализм. Последний как особое течение экономической науки сложился в начале ХХ века и долгое время развивался на периферии экономической жизни.

Представителями являются Т.Веблен, У.Митчелл, Дж.Гэлбрейт. Название концепции происходит от латинского institutum – установление, устройство, учреждение. Все его сторонники рассматривают экономику как систему, где отношения между хозяйствующими субъектами складываются под влиянием экономических и внеэкономических факторов, среди которых исключительную роль играют технико-экономические. Понятие институт трактуется очень широко: и как государство, корпорация, профсоюзы, и как конкуренция, монополия, налоги, устойчивый образ мышления, юридические нормы.

Теоретической базой направления послужила историческая школа в Германии, представителями которой были В.Зомбарт, М.Вебер и т.п.; главная их идея, взятая на вооружение инститиционально-социологическим направлением – постоянное изменение экономики, единого рыночного пространства, единого государства, переход от одной экономической модели к другой. Причем считалось, что развитие идет по восходящей к высшей морально-этической цели. В институционально-социологическом направлении исключительное место занимает проблема преобразования. Сторонники учения полагают, что научно-технический прогесс (НТП) ведет к преодолению социальных противоречий, к бесконфликтной эволюции общества от индустриального к постиндустриальному, супериндустриальному (т.е информационному) обществу.

Абсолютизация роли технико-экономических факторов позволила выдвинуть теорию конвергенции (Дж.Гэлбрейт, Р.Арон, Я.Тинберген).

До 60 – 70 гг ХХ века институциональное направление не занимало доминирующее положение в экономической науке. Прежде всего, это было связано с неопределенностью самого понятия институт, которое включало весь спектр экономических, политических, моральных аспектов, от обычаев до государства. Положение изменилось в 60 – 70 гг ХХ века, когда акцент в исследованиях сместился в сторону анализа не обычаев, а социальных институтов, которые характеризовали поведение людей в стандартных ситуациях. В конце ХХ века складывается новая институциональная теория (Д.Норт, Дж.М.Ходжсон и др.) и в центре анализа оказываются уже правила игры, на которых базируются социальные институты. В настоящее время наиболее важное значение приобретает институционально-эволюционная теория.

Это направление уже завоевало себе определенное место среди экономистов-теоретиков и практиков, хотя бы потому, что его наиболее видные представители – Коуз Р. и Норт Д. – в начале 90-х годов 20 века были удостоены Нобелевской премии по экономике.

Можно констатировать тот факт, что последние десятилетия в экономической науке ознаменованы своеобразным противоборством неоклассицизма и институционализма за умы, идеи, перспективы развития обществ. Следует признать тот факт, что в основе своей эти теории имеют весьма противоположные положения. Во-первых, неоклассическая теория изначально исходит из положения о саморегуляции рынка, экономика – это сложная социально-экономическая система, которая в любой ситуации стремится к равновесию и достигает его. Институционалисты считают, что экономика не обладает способностью к саморегулированию. Для нее характерны скорее не равновесные состояния, а кризисные. Выход из последних возможен либо путем повышения уровня организации институтов, либо через распространение анархии и хаоса, но тогда система потеряет свою жизнеспособность.

Во-вторых, неоклассики исходят из того, что все субъекты действуют рационально, идет ли речь о потребителях, производителях или государстве; каждый стремится реализовать свое стремление к выгоде. Институционалисты считают, что правильнее говорить о стремлении избегать потерь; человеку легче представить что он не должен упустить из уже имеющихся благ, чем пытаться приобрести максимум неизвестного. Более того, человек может просто не обладать достаточным количеством верной информации, которая позволит ему совершить правильный выбор.

В-третьих, неоклассическая теория использовала в качестве аналогий достижения других наук. Этот прием, благодаря которому в экономическом анализе использовались биологические, математические и т.п. аналогии весьма приближал экономические модели к реальности, позволял выделять существенные, устойчивые элементы, которые позволяли системе воспроизводиться и восстанавливаться в равновесном состоянии. Институционализм в своей основе исходит из положения, что, наряду с объективными процессами, которые заданы существующими в обществе институциональными установками, большое значение имеют субъективные параметры в управлении экономикой, которые имеют место из-за множественности субъективных оценок сложившейся экономической ситуации, расхождений в понимании реальности, политических предпочтений, силы или слабости определенных политических течений. Т.о. можно говорить о том, что большинство экономических и социальных проблем современного общества обусловлено скорее иррациональностью в поведении индивидов.

Что качается самой трактовки институтов, то Дж.Коммонс определял их как организационные механизмы достижения коллективных целей. Д.Норт рассматривал их как социально-психологические феномены. Неоинституционалисты рассматривают их как преимущественно юридические и неформальные нормы, которые образуют рамки или ограничения в деятельности человека.

Развитие мирового сообщества диктует необходимость быстрой адаптации к происходящим изменениям и возможность скорого принятия решений и реагирования. Ввиду этого представляется, что наиболее значимыми при определении понятия института становятся ограничения формального или неформального порядка, которыми регламентируются взаимодействия институциональных образований (организаций).

Таким образом, на наш взгляд институт следует трактовать как механизм взаимодействия субъектов экономической деятельности, сложившийся на основе принятия и функционирования формальных и неформальных правил поведения. Необходимо подчеркнуть, что здесь важен сам механизм взаимодействия институциональных образований, который формируется на основе определенных правил игры, заданных государством или обществом. Поскольку сами по себе правила игры – это набор нормативных компонентов; когда же на их основе формируется определенная модель поведения субъектов, именно здесь и возникает синергический эффект, при котором общий эффект от компонентов больше чем сумма входящих частей.

Теория общественного выбора являет собой направление или частный вариант развития теории рационального выбора, в которую она входит вместе с теорией социального выбора. Основным критерием рациональности выступает принцип максимизации полезности индивидов в пределах ресурсов, которые имеются в их распоряжении и знаний, которыми они обладают. Считается, что рациональные индивиды не только в состоянии соотнести выгоды и издержки своих действий, но и осознают последствия своих действий. В теории рационального выбора цели индивидов трактуются как предопределенные и зависящие только от самого индивида. В пределах теории рационального выбора преодолевается определенное методологическое ограничение неоклассической теории, поскольку считается, что в ежедневных решениях важную роль играют время, трансакционные издержки и информация, от которых неоклассическая теория абстрагировалась. Ввиду этого теория рационального выбора формулирует рациональность не только в строгой форме через принцип максимизации прибыли, но и в менее строгой – через ее ограничение по времени. Когда люди не получают максимума, а стремятся обеспечить определенный уровень своих потребностей.

В качестве методологических предпосылок теории общественного выбора выступают методологический индивидуализм, концепция экономического человека и трактовка сферы политики как обмена.

14.3. Концепция «экономического человека»

Концепция «экономического человека» заключается в том, что человек в рыночной экономике реализует свои предпоч¬тения в товаре. Он стремится принять такие решения, которые максимизируют значение функции полезности. Его поведение ра¬ционально. Следует указать на тот факт, что рациональность индивида имеет в данной теории универсаль¬ное значение. Это означает, что все от избирателей до прези¬дента руководствуются в своей деятельности в первую очередь экономическим принципом, т.е. сравнивают предельные выгоды и предельные издержки (и прежде всего выгоды и издержки, свя¬занные с принятием решений).

Во-первых, человек стремится к полной независимости от других;

Во-вторых, только сам человек в состоянии определить, что для него является благом, а что нет; человек рационален;

В-третьих, поскольку предпочтения людей различны, нет возможности сформировать единую цель. «Креативный» человек характеризуется институциональным поведением. В информационном обществе доминирующей формой межличностного взаимодействия выступает информационный обмен.

14.4. Политика как обмен.

Трактовка политики как процесса об¬мена восходит к диссертации шведского экономиста Кнута Викселля «Исследования по теории финансов» (1896).

Он видел основное раз¬личие между экономическим и политическим рынками в условиях проявления интересов людей. Эта идея легла в основу работ американского экономиста Дж. Бьюкенена, полу¬чившего в 1986 г. за исследования в области теории обществен¬ного выбора Нобелевскую премию. Сторонники теории общественного выбора трактуют политический рынок в полной ана¬логии с товарным. Государство - это арена конкуренции людей за влияние на принятие решений, за доступ к распределению ресурсов, за места в иерархической лестнице. Как известно, люди могут объединяться в группы по определенным признакам – социальному, имущественному, партийному, религиозному и т.п. Наиболее существенным с точки зрения теории общественного выбора является тот факт, что основу коллективного взаимодействия составляет наличие определенной цели. Реализация конкретных групповых интересов и будет результатом достижения согласия в рамках политического процесса.

Государство – это рынок особого рода, поскольку его участни¬ки имеют необычные права собственности: избиратели могут выбирать представителей в высшие органы государственной власти, депутаты – принимать законы и нормативные акты, чиновники - следить за их испол-нением. Избиратели и политики трактуются как индивиды, обменивающиеся голосами и предвыборными обещаниями. Объектом анализа теории является общественный выбор в ус¬ловиях как прямой, так и представительной демократии: Дж. Бьюкенен, Д. Мюллер, У. Нисканен, М. Олсон, Г. Таллок, Р. Толлисон, Ф.А. Хайек. По аналогии с рынком совершенной конкуренции начнем свой анализ с прямой демократии, переходя затем к пред¬ставительной демократии как ограничивающему фактору. Прямая демократия - это такая политическая система, при которой каждый гражданин имеет право лично высказать свою точку зрения и голосовать по любому конкретному вопросу. Прямая демократия сохраняется и в современном обществе. Она типична для собраний коллективов предприятий и учрежде¬ний, работы клубов и творческих союзов, партийных собраний и съездов. В масштабе страны это проявляется в выборе депутатов местных органов власти, парламента или президента, проведении референдумов.

При этом первостепенное внимание уделяется регламенту: от того, каков принцип голосования (единогласие, простое большинство и т.д.), зависит его исход. Затем учтем ограничивающие факторы и перейдем к представительной демократии.

14.6. Модель медианного избирателя

Модель медианного избирателя – это модель, которая характеризует тенденцию, при которой принятие решений при прямой демократии осуществляется в соответствии с интересами избирателя-центриста (лица, занимающего место в середине шкалы интересов данного общества). Решение проблем общества на основе мнения избирателя-центриста имеет как свои положительные, так и отрицательные моменты. С одной стороны, оно удерживает общество от принятия крайностей, позволяет выдержать некую середину. Но, с другой стороны, позиция центриста далеко не всегда является оптимальной.

Модель медианного избирателя используется и в представительной демократии, но с некоторыми усложнениями. Дело в том, что кандидат на пост главы государства, что¬бы добиться цели, должен как минимум дважды апеллировать к избирателю-центристу: сначала внутри своей партии (для прохождения процедуры выдвижения), затем к медианному избирателю среди все¬го населения. При этом для завоевания симпатий избирателей приходится вносить значительные коррективы в свою первона¬чальную программу, причем нередко отказываться от ее фундамен¬тальных принципов.

Рассмотрим в качестве примера распреде¬ление голосов избирателей в соответствии с их идеологически¬ми предпочтениями. Отметим на горизонтальной оси позиции избирателей от крайне левых до крайне правых (рис. 14.4). В середине оси обозначим пози¬цию медианного избирателя точкой М. Если принять, что позиции избирателей распределяются между крайнос¬тями в обществе равномерно, мы получим нормальное распреде¬ление с пиком над точкой М.

Предположим, что имеются всего два кандидата: Иванов и Сидоров. Если один из них выбирает серединную позицию (например, в точке М), то тогда он получит по крайней мере 50% голосов. Если же кандидат занимает позицию А, то он получит меньше 50% голо¬сов. Если один кандидат занимает позицию в точке А, а другой – в точке М, то кандидат в точке А получит голоса избирателей, находящихся левее линии а, (а – срединная позиция между А и М, т.е. меньшинство голосов). Кандидат, занимающий позицию М, сможет получить голоса избирателей, находящихся правее линии а, т.е. большинство. Лучшей для кандидата будет стратегия, максимально приближенная к позиции медианного избирателя, т.к. она обеспечит ему большинство на выборах. Аналогичная ситуация сложится, если один из кандидатов будет правее друго¬го (займет позицию в точке В). И в этом случае победа достанется тому, кто лучше отразит позицию избирателя-центриста. Про¬блема заключается, однако, в точном определении (идентифика¬ции) интересов и чаяний медианного избирателя.

Что же произойдет, если в борьбу вступит третий кандидат? Например, один кандидат занимает позицию В, а два других – по¬зицию М. Тогда первый получит голоса, находящиеся под кри¬вой распределения правее линии б, а каждый из двух других – половину голосов, лежащих левее этой линии. Поэтому большин¬ство голосов выиграет первый кандидат. Если один из двух кандидатов принял бы позицию А, то кандидат, занимающий пози¬цию М, получил бы очень незначительный процент голосов, рав¬ный площади, находящейся по кривой распределения между а и б. Поэтому у кандидата М есть стимул выйти из сегмента АВ, тем самым поставив одного из двух других кандидатов в затрудни¬тельное положение. Процесс продвижения может долго продол¬жаться, но он имеет свои границы. Пока пик распределения на¬ходится в точке М, любой кандидат может повысить свои шансы, двигаясь по направлению к М.

В условиях жесткого противостояния двух различных партий распределение голосов может приобрести бимодальную форму (рис. 14.5).

Рис. 14.5. Бимодальное распределение голосов.

В реальной действительности бимодальное распределение мо¬жет иметь как симметричную так и асимметричную форму (что встречается гораздо чаще).

Наконец, в обществе, где отсутствует четкая поляризация интересов, может встретиться и полимодальное распределение голосов избирателей. Если в таком обществе действуют четыре партии, то распределение голосов может приобрести (в идеале) такую форму, которая показана на рисунке 14.6.

Рис. 14.6. Полимодальное распределение голосов.

На рисунке изоб¬ражено равномерное распределение голосов между партиями, но это частный случай. Здесь также возможен асимметричный сдвиг вправо или влево.

14.7. Общественный выбор при представительной демократии.

В условиях представительной демократии про¬цесс голосования усложняется. В отличие от частного, обществен¬ный выбор осуществляется через строго определенные промежутки време¬ни и ограничен кругом претендентов со своим пакетом программ.

Последнее означает, что избиратель лишен возможности выбирать несколько депутатов: одного – для реше¬ния проблем безработицы, другого – для борьбы с инфляцией, третье¬го – для сглаживания амплитуды экономического цикла и т.д.

Он вынужден выбирать одного депутата, позиция которого далеко не полностью совпадает с его предпочтениями. Гораздо сложнее становится и процедура голосования. Из¬бирательное право может быть обусловлено имущественным цен¬зом или цензом оседлости.

Для выдвижения кандидата может требоваться относительное или абсолютное большинство. Избирате¬ли должны располагать определенной информацией о предстоящих выборах. Имеет место своеобразный эффект порога – это минимальное значение пользы, которое необходимо превысить, чтобы избиратель участвовал в политическом процессе.

Такое явление в теории общественного выбора называется рациональным поведени¬ем. Определенную неясность вносит и сам трактовка понятия представительной демократии. Дело в том, что здесь существует два подхода. В соответствии с первым, органы представительной демократии должны состоять из граждан, которые отражают структуру общества – возрастные, классовые, этнические характеристики, т.е. быть зеркальным отражением оригинала. И соответственно, копировать поведение общества, интересы которого отражают.

В соответствии со вторым, реализуется принцип "принципал – агент", т.е. представитель действует в интересах народа, как агент в интересах начальника, но с определенной степенью свободы.

Представители теории общественного выбора показали, что нельзя полностью по¬лагаться на результаты голосования, поскольку они в существенной степени зависят от конкретного регламента принятия решений. Сама демократическая процедура голосования в законодатель-ных органах также не препятствует принятию экономически не-эффективных решений. Т.е. в обществе (выборном органе) отсутствует рациональный подход, нарушается принцип транзитивности предпочтений.

Подобную ситуацию Ж. Кондорсе назвал парадоксом голосования. Дальнейшее развитие эта про¬блема получила в работах К. Эрроу.

14.9. Проблемы эффективности государственного вмешательства в экономику

В рыночной экономике возможны ситуации, когда рынок оказывается не в состоянии обеспечить эффективное использование ресурсов, то есть терпит фиаско. Среди причин, приводящих к такому состоянию, как правило, выделяют три: внешние эффекты, общественные товары и недостаточная конкуренция. Государство как политический институт призвано устранять эти провалы рынка. Но здесь и возникает ряд факторов, которые мешают государству реализовать мероприятия по устранению негативных моментов функционирования рынка.

В качестве таковых необходимо отметить следующие.

Внутренняя неэффективность производства чистых общественных благ, которая выражается в невозможности достижения эффективного объема производс¬тва, поскольку предоставление общественных благ осуществляется взаимоувязано, то есть единым пакетом.

В отличие от частных благ, объемы потребления которых и ассортимент которых определяет сам потребитель, объемы предоставления общественных благ определяются на основе реше¬ния большинства. Но это может сужать возможности потребительского выбора, поскольку выше было рассмотрено такое явление как парадокс голосования. Нельзя абстрагироваться и от того, что в противном случае некоторые блага оказались бы вообще недоступными для многих потребителей.

Давление электората можно также рассматривать в качестве одной из причин принятия неэф¬фективных решений. Оно выражается в том, что в условиях представитель¬ской демократии, когда решения принимаются не самими потребителями, а избранными ими представителями, последние находятся под давлением избравших их групп потребителей.

Действуя в соответствии со своими текущими интересами (желание быть переизбранным), избранные представители вынуждены при принятии решений руководствоваться не оценкой издержек и выгод, а возможной реакцией на принятое решение своих избирателей, которая подталкивает к принятию неэффективных решений.

Лоббирование обеспечивает принятие решения в интересах узкой группы лиц путем взаимосогласованного поведения.

Бюрократизм государственного аппарата, является одной из важнейших причин неэффективности государства. Он имеет чисто экономическую природу и связан непосредственно с несостоятельностью рыночного механизма. Там, где по разным причинам ценовой механизм оказывается не способным выполнять функции распределения, эти функции переходят к чиновникам. С учетом причин, порождающих необходимость административного управления, стано¬вится понятным, что проблема заключается не в наличии самой бюрократии, а в эффективности ее работы.

Специфика развития бюрократии заключается еще и в том, что деятельность, направленная на реализацию целей общественного выбора, не приносит чиновникам никаких личных выгод от результатов последнего. По этой причине неизбежно формируются альтернативные цели, которые призваны компенсировать указанный недостаток.

В соответствии со взглядами теории общественного выбора экономика бюрократии рассматривается как система организаций, которая удовлетворяет двум критериям:

Она не производит экономические блага, которые имеют ценностную оценку;

Извлекает часть своих доходов из источников, не связанных с продажей результатов своей деятельности.

В силу своего привилегированного положения бюрократия призвана обслуживать интересы представителей законодательной и исполнительной власти, она не связана непосредственно с избирателями. Реализуя интересы особых групп, бюрократы стремятся к принятию таких решений, которые позволили бы им получить доступ к самостоятельному использованию ресурсов.

Коррупция. Экономической базой коррупции является несовершенство рынка, которое, с одной стороны, порождает возможности для извлечения экономической прибыли, а с другой – оно обусловливает необходимость субъ¬ективного вмешательства в действие рыночного механизма.

В этом контексте коррупцию следует рассматривать как форму замещения деперсонифицированного ценового механизма регулирования персонифицированной системой, которая основывается на личных связях и создании привилегий для отдельных экономических субъектов. То есть, предоставление исключительных прав позволяет получателю извлекать монопольную прибыль, которая становится экономическим источником поддержания особых личных связей.

Крайней и наиболее негативной формой существования коррупции является взяточничество. Сущность проблемы заключается в том, что общественные потребности в предоставлении какого-то блага наталкиваются на трудности применения при этом ценового механизма регу¬лирования.

Возникает необходимость субъективного вмешательства в эконо-мическую деятельность в форме регулирования доступа к благу или ресурсам, предоставления особых прав или льгот. Но при этом неизбежно формируется потенциал для получения отдельными экономическими субъектами дополни¬тельных выгод, что и служит причиной возникновения взяточничества.

Если рынок функционирует эффективно, как в случае с совершенной конкуренцией, не только отсутствует экономический источник для взяток, так как произ¬водители получают нулевую экономическую прибыль, но и не существует экономической основы для взяточничества, поскольку участники рыночного обмена лишены возможности реализовать свои преимущества. Чем же значительнее искажения конкурентного механизма, тем больше возможностей для взяточничества.

Отсюда напрашивается такой вывод: если причиной взяточничества является недостаток конкуренции, то следует предпринимать здесь меры в направлении усиления конкурент¬ности среды, которая способствует возникновению особых отношений.

При этом снижается величина потенциальных выгод, а значит, сократится и размер предлагаемых взяток, что в свою очередь понизит мотивацию для получения взятки, учитывая существующий для взяткополучателя риск.

Политико-экономический (политический деловой) цикл – это цикл экономической и политической активности правительства между выборами.

Дело в то, что деятельность правительства между выборами подчинена оп¬ределенным закономерностям. После выборов осуще-ствляется комплекс мер, которые направлены на изменение целей или масш¬табов деятельности предшествующего правительства.

Они носят особенно радикальный характер, если к власти приходит партия, до этого находившаяся в оппозиции. Осуществляется комплекс мероприятий по выполнению хотя бы части предвыборных обещаний, сокращаются неэффективные программы, делаются попытки сокращения дефицита государственного бюджета и государственного долга. Затем активность снижается, причем до критической отметки.

Когда следующие выборы начинают приближаться, правительство снова вынуждено проводить активные мероприятия.

Рассмотрим график, отложим на оси абсцисс время, а на оси ординат – активность правительства, то политико-экономический цикл можно представить следующим образом (рис. 14.8).

Рис. 14.8. Политико-экономический цикл.

Отрезок T1 T2 отражает снижение популярности правительства, отрезок Т2 ТЗ – наращивание активности, связанное с подготов¬кой предстоящих выборов. Здесь следует указать на ряд закономерностей: во-первых, пик новой активности не дол¬жен находиться слишком далеко от предстоящих перевыборов, поскольку избиратели успеют забыть о периоде активной деятельнос¬ти правительства; во-вторых, целесообразно, чтобы уровень активности в точке ТЗ был не ниже активности предшествующего правительства в точке Т1.

Таким образом, проведенный анализ позволяет сделать вывод, что деятельность правительства, которая направлена на устранение неэффективности рыночного механизма, сама не лишена недостатков. К фиаско рынка добавляется еще и фиаско правительства. Поэтому следует тщательно следить за их возможной комбинацией и осуществлять комплекс мероприятий по корректировке.

Краткие выводы.

1. Теория общественного выбора изучает политический механизм формирования и принятия макроэкономических решений. Ее представители выступили с критикой кейнсианства и поставили под сомнение необходимость и эффективность государственного регулирования экономики. Представители теории общественного выбора заимствовали принципы классического либерализма и методы микроэкономического анализа, перенесли их в сферу, считавшуюся ранее предметом анализа политологии и социологии. Критикуя государственное регулирование экономики, они подставили под сомнение не методы государственного регулирования экономики, а сам процесс принятия правительственных решений.

2. Методологический индивидуализм, который является основой теории общественного выбора, связан с тем, что в условиях ограниченности ресурсов каждый стоит перед выбором одной из возможных альтернатив. Методы анализа поведения индивида в условиях рынка являются универсальными, они могут быть применены в любой сфере, в которой действует человек. Основная идея теории общественного выбора заключается как раз в том, что между бизнесом и политикой не существует непреодолимой грани и люди действуют в политической сфере, реализуя свои личные интересы.

3. Концепция «экономического человека» заключается в том, что человек в рыночной экономике реализует свои предпоч¬тения в товаре. Он стремится принять такие решения, которые максимизируют значение функции полезности, его поведение ра¬ционально.

4. Политическая система государства развивается посредством привлечения к власти не только политиков, но и избирателей. Это может осуществляться посредством прямой или представительной демократии. Прямая демократия – политическая система общества, при котором все решения принимаются путем голосования всех членов общества. Представительная демократия – политическая система, при которой население выбирает политических руководителей для осуществления управления страной в интересах избирателей. В основе прямой или представительной демократии лежит общественный выбор.

5. Принятие решений осуществляется путем голосования, которое имеет две разновидности: на основе единогласия или на основе большинства голосов, следствием чего будут разные решения. Правило единогласия – правило голосования, когда решение принимается в том случае, если за него проголосуют все участвующие в голосовании. Т.е. таким образом будут учтены предпочтения всех членов общества и ни одно из мнений не будет игнорироваться. При условии достоверности предпочтений голосующих и соответствующем им распределении издержек принцип единогласия потен¬циально предоставляет большую возможность для достижения максимальной полезности, однако чрезвычайно труден в реализации на практике. В сравнении с ним принцип большинства, когда решения принимаются на основе предпоч-тений большинства голосующих, с практической точки зрения является более целесообразным для условий коллективного выбора, несмотря на то, что его применение сопряжено с неравенством и неэффективностью.

6. Модель медианного избирателя – это модель, которая характеризует тенденцию, при которой принятие решений при прямой демократии осуществляется в соответствии с интересами избирателя-центриста (лица, занимающего место в середине шкалы интересов данного общества).

7. Способы влияния на представителей власти с целью принятия политического решения, выгодного для ограниченной группы избирателей, называют лоббизмом. В повседневной практике депутат осуществляют ряд мероприятий с целью повышения своей популярности, используя для этого механизм логроллинга. Логроллинг – практика взаимной поддержки путем «торговли голосами». Любой депутат выбирает важнейшие для его избирателей вопросы и стремится получить поддержку других депутатов для их реализации. Поддержку депутат получает, точнее покупает, отдавая свой голос в защиту проектов своих коллег.

Тесты и задачи

1. Концепция человека предполагает рациональное поведение человека:

Да

Нет

2. К провалам рынка можно отнести политико-экономический цикл:

Да

Нет

3. Верно ли, что политическая рента представляет собой экономическую выгоду от использования политического процесса:

Да

Нет

4. Верно ли, что прямая демократия – это политическая система общества, при котором все решения принимаются путем голосования всех членов общества:

Да

Нет

5. Верно ли, что политико-экономический (политический деловой) цикл – это цикл экономической и политической активности правительства между выборами:

Да

Нет

6. Медианный избиратель – это лицо, занимающее промежуточное положение по данному вопросу:

Да

Нет

7. Правительственная программа, которая не была принята в условиях прямой демократии, не будет принята и в условиях представительной:

Да

Нет

8. Процесс логроллинга препятствует достижения оптимума по Парето:

Да

Нет

9. Представители теории общественного выбора удостаивались Нобелевской премии по экономике:

Да

Нет

10. Верно ли, что политико-экономический цикл относится к провалам правительства:

Да

Нет

11. Концепция «экономического человека» подразумевает:

А) рациональность поведения индивида;

Б) стремление избежать участия в политическом процессе;

В) приоритет экономических интересов перед политическими;

Г) нет верного ответа.

12. К провалам рынка можно отнести следующие явления:

А) наличие монополий;

Б) внешние эффекты;

В) общественные блага;

Г) все ответы верны.

13. Политическая рента – это:

А) экономическая выгода, полученная при использовании политического процесса;

Б) политическая карьера, которую в состоянии сделать состоятельные люди;

В) доход, получаемый от участия в политической деятельности;

Г) все ответы неверны.

14. Представительная демократия по отношению к прямой обладает следующими преимуществами:

Б) более простой механизм принятия решений;

В) отсутствием возможности принятия решений, которые выгодны узким группам лиц;

Г) более низкими издержками разработки и принятия решений.

15. Кто из представителей теории общественного выбора был удостоен Нобелевской премии по экономике:

А) Р.Коуз;

Б) Дж.Бьюкенен;

В) А.Маршалл;

Г) Дж.Кейнс.

16. Лоббизм – это:

А) процесс влияния групп с особыми интересами на принятие решений высших должностных лиц;

Б) взаимная поддержка депутатов;

В) процесс регулирования рынка;

Г) все ответы неверны.

17. Логроллинг – это:

А) принцип проведения парламентских слушаний;

Б) ограничение деятельности депутатов при принятии решений;

Г)все ответы верны.

18. К провалам правительства можно отнести:

А) лоббизм;

Б) логроллинг;

В) поиск политической ренты;

Г) все ответы верны.

19. В соответствии с приведенным в главе рисунком 14.4: если один кандидат займет позицию «а», а второй «М», то кто победит на выборах?

А) кандидат, придерживающийся позиции «М»;

Б) кандидат, придерживающийся позиции «а».

20. В соответствии с приведенным в главе рисунком 14.4: если два кандидата займут позицию «В», а третий «А», то кто победит на выборах?

А) два кандидата, придерживающиеся позиции «В»;

Б) кандидат, придерживающийся позиции «А».

Вопросы к экзамену

Вопросы к экзамену.

1. Теория общественного выбора и методология анализа: концепция «экономического человека», методологический индивидуализм, политика как обмен.

2. Общественный выбор при прямой демократии. Модель медианного избирателя.

3. Общественный выбор при представительной демократии. Парадокс голосования. Лоббизм. Логроллинг. Поиск политической ренты.

4. Проблемы эффективности государственного вмешательства в экономику. Провалы государства и правительства.

ПОНЯТИЯ И ОПРЕДЕЛЕНИЯ

Лоббизм – это способы влияния на представителей власти с целью принятия политического решения, выгодного для ограниченной группы избирателей.

Модель медианного избирателя – это модель, которая характеризует тенденцию, при которой принятие решений при прямой демократии осуществляется в соответствии с интересами избирателя-центриста (лица, занимающего место в середине шкалы интересов данного общества).

Общественный выбор – это совокупность процессов нерыночного принятия решений по поводу производства и распределения общественных благ, который обычно осуществляется через систему политических институтов.

Политико-экономический (политический деловой) цикл – это цикл экономической и политической активности правительства между выборами.

Правило большинства – это правило голосования, при котором решение принимается с том случае, если за него проголосует большинство.

Представительная демократия – это политическая система, при которой население выбирает политических руководителей для осуществления управления страной в интересах избирателей. В основе прямой или представительной демократии лежит общественный выбор.

Прямая демократия – это политическая система общества, при котором все решения принимаются путем голосования всех членов общества.

ЛИТЕРАТУРА

ЗАКОНОДАТЕЛЬНЫЕ АКТЫ

1 Гражданский кодекс Республики Беларусь: Закон Республики Беларусь, 7 дек., 1998 г., №218–3 // Ведамасцi Нац. сходу Рэсп. Беларусь. 1999. № 7–9. Ст. 101.

2 Основные направления социально-экономического развития Республики Беларусь на период до 2010 г. Минск: Мисанта, 2002. 111 с.

3 Государственная программа информатизации Республики Беларусь на 2003-2005 года и на перспективу до 2010 года «Электронная Беларусь».

4 Государственная программа по борьбе с коррупцией на 2007-2010 годы.

5 Государственная программа инновационного развития Республики Беларусь на 2007-2010 годы, Указ от 26.03.2007 г. №136.

6 Государственная программа возрождения и развития села на 2005-2010 годы. (указ Президента №150 25.03.2005 г.; Сов.Белар. – 2005 – 29 марта; НРПА – №52 с.14-52).

7 Государственная программа по преодолению последствий катастрофы на ЧАЭС на 2006-2010 годы. Мн.: 2006 г.

ОСНОВНАЯ

8 Микроэкономика: Учебное пособие для экон. спец. вузов / Под ред. М.И. Плотницкого. Минск: Новое знание, 2002. 426 с.

9 Экономическая теория: Учебник /Н.И.Базылев, М.Н.Базылева, С.П.Нурко и др.; Под ред.Н.И.Базылева, С.П.Гурко. Мн.: БГЭУ, 2002. 752 с.

10 Нуреев Р.М. Курс микроэкономики: Учеб. для вузов. М.: Высш. шк., 2001. 572 с.

11 Тарануха Ю.В., Земляков Д.Н. Микроэкономика: Учебник / Под общ. ред. А.В. Сидоровича; МГУ им. М.В. Ломоносова. М.: Дело и Сервис, 2002. 304 с.

12 Шимов В.Н. Экономическое развитие Беларуси на рубеже веков: проблемы, итоги, перспективы. Минск: БГЭУ, 2003. 299 с.

13 Экономическая теория. Системный курс: Учебное пособие / Под ред. Э.И. Лобковича. Мн.: ООО « Новое знание», 2000. 664 с.

14 Тарануха Ю.В. Микроэкономика: учебник для студентов вузов, обучающихся по экономическим специальностям /Ю.В.Тарануха; под общ.ред.А.В.Сидорович. – М.: 2006,640 с.

15 Микроэкономика: учеб.пособие/ И.В.Новикова, Ю.М.Ясинский, О.А.Тихонова и др.; под ред. И.В.Новиковой и Ю.М.Ясинского. – Мн.: 2006.

16 Микроэкономика: учебное пособие /А.В.Бондарь, В.А.Воробьев, Н.Н.Сухарева; под ред. А.В.Бондаря, В.А.Воробьева. – Минск: БГЭУ, 2007. 415 с.

ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ

17 Абраменко А. Н. Демонополизация экономики и развитие конкуренции в Республике Беларусь // Белорусская экономика: анализ, прогноз, регулирование. 2001. № 12. С. 24 – 31.

18 Богданович А.Б. Переход к устойчивому развитию и совершенствованию структуры потребления в Республике Беларусь // Белорусская экономика: анализ, прогноз, регулирование. 2002. № 6. с. 19-25.

19 Вэриан Х.Р. Микроэкономика. Промежуточный уровень. Современный подход: Учебник для вузов по экон. спец. / Пер. с англ. Под ред. Н. Л. Фроловой. М.: ЮНИТИ, 1997. 767 с.

20 Гальперин В., Игнатьев С., Моргунов В. Микроэкономика: в 2-х томах. СПб.: Экономическая школа, 2002. Т.1. 348 с. Т.2. 503 с.

21 Гребенников П.И., Леусский А.И., Тарасевич Л.С. Микроэкономика: Учебник для вузов. 2-е изд. СПб.: Изд-во СПб. гос. ун-та экон. и фин., 1998. 447с.

22 Долан Э. Дж., Лидсей Д. Е. Микроэкономика. СПб.: Литера плюс, 1996. 448 с.

23 Емцов Р.Г., Лукин М. Ю. Микроэкономика. М.: Дело и Сервис, 1997. 317 с.

24 Ивашковский С.Н. Микроэкономика: Учебник /МГИМО(У) МИД РФ, АНХ при Правительстве РФ. - 2-е изд., испр. и доп. М.: Дело, 2001. 415 с.

25 Конкуренция и монополия // В сб. Общеэкономические основы рыночного хозяйствования. М.: Путь России, 2002. 431 с.

26 Курс экономической теории: учебник / Под ред. Чепурина М.Н., Киселевой В.А. – 4-е дополненное и переработанное издание. Киров: АСА, 2002 г. 752 с.

27 Кац М.Микроэкономика/ М.Кац, Х.Роузен; Пер.с англ.И.Пустовалова и др. – Мн.: 2004.828 с.

28 Лемешевский И.М. Микроэкономика (экономическая теория. Ч. 2). Учебное пособие для вузов. Мн.: ООО « ФУ Аинформ », 2003. 720 с.

29 Лопарчук О.Н. Зарубежный опыт страхования риска загрязнения окружающей среды // Белорусская экономика: анализ, прогноз, регулирование. 2001. № 7. с. 44-48.

30 Макконнелл К.Р., Брю С.Л. Экономикс: Принципы, проблемы и политика: Пер. с англ.: 13-го изд. М.: ИНФРА-М, 1999. 974 с.

31 Микро- и макроэкономика: Учебное пособие / Плотницкий М.И., Сухарева Н.Н. и др./ Под ред. М.И. Плотницкого. Минск: Книжный дом; Мисанта, 2004. 185 с.

32 Микроэкономика: учебное пособие для студентов экономических специальностей, обеспечивающих получение высшего сельскохозяйственного образования; под ред.С.А. Константинова, В.А.Воробева, Л.В.Пакуш, А.М.Филипцова. – Минск: 2007. 369 с.

33 Микроэкономика. Теория и российская практика: Учебное пособие / Под. ред. Н. Г. Грязновой, А. Ю. Юданова. 4-е изд., исправл. и доп.М.: КНОРУС. 2004. 592 с.

34 Миямото М., Силихович В.А. Изменения в современной японской системе найма: оплата труда по результатам. // Белорусский экономический журнал. 2002. № 4. с. 75-83.

35 Мэнкью Н.Г. Принципы микроэкономики. 2-е изд. СПб.: Питер, 2003. 560 с.

36 Макаров В.Л. Справочник экономического инструментария / В.Л. Макаров В.Л, Н.Е. Христолюбова, Е.Г. Яковенко. М.: ЗАО Изд-во «Экономика», 2003. 515 с.

37 Пиндайк Р.С., Рубинфельд Д.Л. Микроэкономика: Пер. с англ. М.: Дело, 2000.– 808 с.

38 Робинсон Дж. Экономическая теория несовершенной конкуренции. М.: Прогресс, 1986. 471 с.

39 50 лекции по микроэкономике: В 2-х т. СПб.: Экономическая школа, 2000. Т 1. 624 с.; Т. 2. 776 с.

40 Самуэльсон П., Нордхаус В. Экономикс: Пер. с англ.: М.: Лаборатория Базовых Знаний, 2000. 800 с.

41 Санько Г. Г. Государственно – частный монополизм: содержание, формы проявления // Вестнік БДЭУ. 2000. № 3 С. 5-11.

42 Сборник задач по микроэкономике: К « Курсу микроэкономики» Р.М. Нуреева / Гл. ред. Р.М. Нуреев. М.: НОРМА, ИНФРА-М, 2002. 304 с.

43 Селищев А.С. Микроэкономика. СПб: Питер, 2002. 448 с.

44 Стиглиц Дж. Ю. Экономика государственного сектора / Науч. ред., пер. с англ. Г. М. Куманина. М.: Изд-во МГУ: ИНФРА-М, 1997. 720 с

45 Скитовски Т. Суверенитет и рациональность потребителя / Сб. Вехи экономической мысли. Т.1. Теория потребительского поведения и спроса. / Под ред. В. М. Гальперина. – СПб.: Экономическая школа, 1999. 380 с.

46 Теория переходной экономики. Учебное пособие / Под ред. Николаевой И.П. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2001. 487 с.

47 Тарануха Ю. В. Экономика отраслевых рынков (в структурно-логических схемах): Учебно-методическое пособие / Под общ. ред. А.В.Сидоровича. М.: Издательство «Дело и Сервис», 2002. 240 с.

48 Удовенко С.А., Унукович А.В. Земельная собственность в Республике Беларусь // Белорусский экономический журнал. 2001. № 3. с. 117-125.

49 Франк Р.Х. Микроэкономика и поведение: Учебник для вузов по экон. спец.: Пер с англ. / Франк Роберт Х.; Науч. ред. Л.П. Суздальцева. М.: ИНФРА–М, 2000. 694 с.

50 Фишер С., Дорнбуш Р., Шмалензи Р. Экономика. – М.: Дело, 1999. 864 с.

51 Филлипович С. Монополизм. Благо или зло? // Финансы, учет, аудит. 2001. №11. С. 54-55.

52 Хайман Д.Н. Современная микроэкономика: анализ и применение: В 2 т. М.: Финансы и статистика, 1992. Т.1. 384 с.; Т.2. 384 с.

53 Чеканский А.Н., Фролова Н.Л. Микроэкономика. Промежуточный уровень: Учебник. М.: ИНФРА – М, 2005. 685 с.

54 Чемберлин Э. Теория монополистической конкуренции: реориентация стоимости. М.: Экономика, 1996. 351 с.

55 Якобсон Л.И. Государственный сектор экономики: экономическая теория и политика: Учебник для вузов. М.: ГУ ВШЭ, 2000. 367 с.

В базе знаний Бэкмологии содержится огромный объем материалов в области бизнеса, экономики, менеджмента, различных вопросов психологии и др. Статьи, представленные на нашем сайте, - лишь ничтожная часть этой информации. Вам, случайному посетителю, имеет смысл ознакомиться с концепцией Бэкмологии, а также с содержанием нашей базы знаний.

Для экономической теории как обобщенного отражения многообразных, явлений хозяйственной жизни необходима упрощенная, схематичная модель поведения человека. Знание модели человека, лежащей в основе экономических теорий, раскрывает область допустимых значений, в которой применимы выводы этих теорий. В любой теоретической системе модель человека тесно связана с общими представлениями ее автора о законах функционирования экономики и экономической политики, кроме этого она также отражает мировоззрение своего создателя и идеологический контекст своего времени.

Почему вообще экономические теории и модели теории имеют для нас какое-то значение? Не все ли равно, какие идеи разделяли деятели эпохи «машин и пара», и какие красивые конструкции строят математики, описывая абстрактных игроков-конкурентов?

Понимание экономических моделей дает возможность объяснить мировоззренческие установки людей, спрогнозировать их поведение. К сожалению, теоретики ответственны за то, что запускают в обыденное сознание людей «вирусы» якобы простых идей.

«Люди могут заниматься преследованием своих собственных интересов без опасения, что это нанесет ущерб обществу, не только из-за ограничений, предписанных законом, но также потому, что сами они являются продуктами ограничений, вытекающих из морали, религии, обычаев и воспитания». И это не цитата какого-нибудь философа-утописта, а слова родоначальника рыночной экономики – Адама Смита. Его последователи подобные идеи о моральных и воспитанных предпринимателях из своих теорий выкинули за ненадобностью. Как коротко и ясно заявил два столетия спустя Милтон Фридман, единственный долг фирмы перед обществом – максимизация прибыли. Как в реальной жизни себя ведут не просвещенные предприниматели, а реальные «экономикусы», россияне знают не понаслышке. Причем на рынке сражаются между собой в борьбе за кошельки потребителей, ведут между собой борьбу не только предприниматели-конкуренты.

«Экономический человек» тем успешнее, чем меньше вокруг него тех, на кого он смотрит, как на людей, а не на абстрактных конкурентов. Сегодня выгоднее всего в условиях свободной конкуренции быть не самым лучшим, а самым хитрым.

Почему ты такой бедный, если ты такой умный. Привыкая к этой реальности, легко оправдать все некими абстрактными правилами рынка, где нет места размышлениям, что хорошо, а что плохо.

В отличие от теории, в жизни безразличные решения – потому что «так принято», «это просто работа» и «не мы такие – жизнь такая» – приводят вовсе не только к абстрактной личной выгоде, а к вполне реальным бедам. А отношение к другим людям просто как к средству для «выигрыша» – главная беда всей современной экономики.

Еще одно печальное последствие таких идей – атомизация общества. Идея внеморальности экономической деятельности, выноса за скобки всего кроме выгоды и рационального расчета, опасна гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Лицемерие, обман и маленькие предательства ежедневно происходят в больших корпорациях, потому что, как известно, тут зарабатывают деньги, а не занимаются благотворительностью.

Фактически, любая теоретическая экономическая конструкция опирается на то или иное (явное или неявное) представление о поведении человека. При всем разнообразии имеющихся моделей человека, можно выделить главные компоненты, присутствующие в любой схеме:

гипотеза о мотивации (целевой функции экономической деятельности человека)
гипотеза о доступной информации
представление о физических и интеллектуальных возможностях человека.

Наиболее известны следующие модели человека из экономических теорий:

1. идущий от А. Смита «компетентный эгоист» или «экономический человек» – действующий ради собственного интереса, обладающий компетентностью и сообразительностью в достижении своего экономического интереса, а так же различающийся степенью своей активности в зависимости от своей роли в производстве и классовой принадлежности;

2. гедонист, появляющийся у Дж. С. Миля и завладевший концепцией Дж. Бентама, в трудах которого капиталист предстает не как целеустремленный и деятельный, экономный человек, а как человек, испытывающий отвращение к труду и стремящийся к работе своих средств ради наслаждения и стремления к «максимуму счастья»;

3. немецкая историческая школа (Б. Гильдербрандт, К. Книс) утверждала, что человек в экономической теории – это эгоист, облагородивший это качество чувствами солидарности и справедливости;

4. К.Маркс исходил из представления об общественной сущность человека, его развитии в предложенных обществом обстоятельствах и видел главными фигурами капиталистических отношений капиталиста, получающего прибавочной стоимость и эконоически зависящего от него рабочего;

5. моделью человека маржиналистской теории (у.С. Джевонс, К. Менгер, Л. Вальрас) был «рациональный максимизатор», рационализирующий потребление, понимаемое как обмен благ, выражаемый через денежный эквивалент;

6. попытка синтеза в теории А. Маршалла – основателя неоклассического направления – приводила, в результате, к пониманию экономики как науки, изучающей нормальную жизнедеятельность человеческого общества, и к модели человека как обычного человека из плоти и крови, отличающегося определенным уровнем рациональности;

7. согласно Дж. М. Кейнсу обладающий неполной информацией и находящийся в состоянии неопределенности экономический субъект – это человек, который для рационализации ситуации прибегает к помощи более информированного государства.

С определенной долей условности можно сказать, что в современной экономической теории существуют две главные модели поведения человека: модель экономического человека, или рационального максимизатора и так называемая альтернативная модель .

Модель экономического человека

Рассмотрим основные компоненты модели рационального максимизатора, известной как Homo Economicus (человек экономический), господствующей на сегодня в неоклассической экономической теории.

Деятельность человека является целенаправленной, причем целеполагание происходит заранее, до начала самой деятельности. Человек стремится к наибольшему значению своей целевой функции: лучшему удовлетворению потребностей. Причем под потребностями прежде всего имеются в виду потребности материальные, поддающиеся насыщению в соответствии с первым законом Госсена. Предполагается также, что потребности и вкусы удовлетворяются только за счет внешних объектов (благ), а не внутренних источников (к примеру, самостоятельной творческой деятельности). Получаемые субъектом наслаждения: понимаются часто количественно, что дает возможность приравнять их к денежным суммам.

В современной научной литературе для обозначения экономического человека используется акроним REMM, что означает «изобретательный, оценивающий, максимизирующий человек». Такая модель предполагает, что человек по поводу извлечения полезности из экономических благ ведет себя полностью рационально. Это предусматривает следующие условия:

1. Он действует на конкурентном рынке, что предполагает его минимальную взаимосвязь с другими экономическими людьми. «Другие» – это конкуренты. Желание увеличить свое благосостояние реализуется только в форме экономического обмена, а не в форме захвата или кражи.

2. Экономический человек рационален с точки зрения механизмов принятия решений. Он способен к постановке цели, последовательному ее достижению, расчету издержек в выборе средств такого достижения. Не существует никаких внешних ограничений для обмена (при условии, что обмен ведёт к максимизации полезности).

3. Экономический человек обладает полнотой информации о той ситуации, в которой он действует.

4. Экономический человек эгоистичен, то есть он стремится к максимизации своей выгоды. Ему безразлично, как изменится благосостояние других людей в результате его действий.

Подобные допущения привели к обвинениям в адрес современной ортодоксальной экономической науки в том, что она стала, по сути, «экономикой классной доски» и совершенно оторвалась от реальной жизни.

Следуя неоклассикам, можно представить человека как совершенное существо, полностью владеющее собой и своими собственными поступками, то есть определяющим последние единственным критерием – собственной функцией полезности. Кроме того, он оставляет в стороне предпочтения других субъектов, которые в позитивном или негативном плане могут отразиться на его решениях, а также предполагает отсутствие взаимосвязи между целью и средством. Одно и другое берутся уже заранее известными и возможность того, что при рассмотрении цепочки последовательных действий цель может стать средством и наоборот – отсутствует.

Маржиналистская и ранняя неоклассическая литература предполагали доступную человеку информацию полной (или совершенной). Это означает, что производителю какого-либо блага должна быть заранее известна не только его будущая рыночная цена, но и будущая кривая спроса на это благо (т.е. то количество товаров, которое он сможет сбыть по данной цене).

В традиционной неоклассической теории предполагалось, что поведение каждого участника рынка не зависит от поведения остальных. Эта предпосылка подверглась пересмотру в теории игр. Здесь большую роль играет взаимодействие субъекта и партнера-соперника. При этом в информацию, доступную субъекту хозяйственной деятельности, входит полный набор не только собственных, но и чужих вариантов поведения, и, кроме того, он обладает возможностью рассчитать, к какому исходу приведет для него любое сочетание своих и чужих стратегий, и выбрать оптимальное для себя поведение в зависимости от своей целевой функции.

С течением времени и развитием науки рассматриваемая модель значительно усовершенствовалась. Прежде всего, она стала более универсальной за счет превращения целевой функции в «максимизацию всего, что угодно». Однако наибольшее число неоклассических нововведений, относится к поиску и обработке информации, трактовке настоящей и будущей неопределенности, формированию ожиданий.

В исходной модели не было ограничений на доступ к информации. Признание неопределенности означает, что такие ограничения есть. Один из способов решения данной проблемы: определить оптимальный уровень затрат времени и; сил на поиски, при котором предельные затраты будут равны предельной выгоде от продолжения поиска. Такой подход приводит к тому, что требования к интеллектуальным способностям субъекта возрастают – ведь перед тем как приниматься за выбор варианта поведения ему приходиться решить еще одну задачу – установить оптимальный размер нужной ему информации.

Еще один вариант решения проблемы неопределенности дает так называемая теория ожидаемой полезности. Ее суть состоит в том, что у экономического субъекта есть выбор из некоторого количества вариантов. Каждый из вариантов имеет несколько возможных исходов. Если субъекту заранее известна полезность каждого исхода и он может примерно определить его вероятность, то можно сформулировать правило выбора оптимального варианта.

Существуют и другие способы встраивания феномена неопределенности в неоклассическую модель. Однако во всех рассмотренных случаях происходит одно и то же: попытка отойти от предпосылки совершенной информации и учесть ее ограниченность, трудность получения, неопределенность ведет к ужесточению требований к другой компоненте модели – ее интеллектуальной составляющей.

В числе основных характеристик экономического человека следует выделить шесть компонентов: выбор, существование предпочтений и ограничений, процесс оценивания, принятие решения на основе собственных предпочтений, ограниченность информации и, наконец, рациональность. Рассмотрим каждый из перечисленных компонентов более подробно.

Выбор. Основаниями для возникновения ситуации выбора являются, с одной стороны, ограниченность ресурсов, а с другой – возможность их использования для удовлетворения различных потребностей. Таким образом, выбор – это совокупность действий, которые выполняет человек для достижения целей (удовлетворения потребностей) в условиях ограниченности ресурсов, допускающих альтернативные варианты использования. Данный компонент соответствует аналитическому варианту определения предмета экономической теории, предложенному Лайонелом Роббинсом. Кроме того, в этом компоненте заложены два важных свойства экономической системы – замещения (в данном случае – по целям) и конкуренции.

Отметим несколько важных аспектов изучения поведения человека в контексте определения выбора как объекта изучения. Во-первых, Герберт Саймон указывал на то, что выбор может быть рассмотрен не только как процесс, определение которого, по сути дела, представлено выше, но и как результат. Данное различие нетривиально постольку, поскольку экономическая теория, по мнению Саймона, долгое время занималась в основном результатами выбора, что соответствовало допущению о полной рациональности.

Выбор как процесс имеет несколько важных аспектов, в числе которых – размерность ситуации выбора. Она определяется как разнообразием потребностей субъекта выбора, так и набором доступных для удовлетворения данных потребностей ресурсов. Чем больше разнообразных потребностей может быть удовлетворено с помощью существующего набора ресурсов, а также чем больше разнородных ресурсов используется для удовлетворения данных потребностей, тем больше размерность ситуации выбора.

Во-вторых, не следует путать размерность и сложность ситуации выбора, если последнюю рассматривать в терминах издержек лица, принимающего решение. Различие обусловлено учетом интеллектуальных возможностей человека, возможностей управления вниманием, а также его опытом в осуществлении выбора. Если интеллектуальные возможности не ограничены (как это, по сути дела, имеет место в моделях полной рациональности), то размерность ситуации выбора не влияет на уровень ее сложности для принимающего решение субъекта. Если же условие неограниченности интеллектуальных возможностей и внимания не выполняется, то увеличение размерности ситуации, как правило, будет приводить к повышению степени ее сложности. Вот почему анализ выбора как процесса приобретает все более важное значение.

В-третьих, выбор, совершаемый человеком, сопряжен со множеством процессов, которые взаимосвязаны и вместе с тем могут представлять собой самостоятельный объект исследования. Например, в ситуации выбора до принятия ключевого решения возникают процессы обучения, которые направлены на выявление альтернатив, их изучение (в том числе оценивание). В свою очередь, процессы обучения после принятия решений выполняют функцию оправдания данного решения и устранения когнитивного диссонанса.

Предпочтения и ограничения. Предпочтения – это форма выражения потребностей, в которых различные комбинации благ упорядочены с точки зрения степени удовлетворения данных потребностей. Ограничения – объективные возможности удовлетворения потребностей. В числе ограничений (или их компонентов) фигурируют не только цены и доход, как в стандартных неоклассических моделях, но и предпочтения других людей, если речь идет о системе обмена с малым числом участников. Кроме того, в числе ограничений оказываются правила игры с соответствующими механизмами обеспечения их соблюдения.

В экономической теории используется важная предпосылка о различиях между предпочтениями и ограничениями по характеристикам их изменений. Поскольку и предпочтения, и ограничения влияют на выбор, но механизм их взаимодействия непосредственно наблюдать нельзя, то влияния на результаты выбора могут быть объяснены достаточно логично и последовательно в том случае, если один из компонентов будет считаться неизменным.

В соответствии с существующей исследовательской конвенцией в рамках неоклассической теории предпочтения признаны более устойчивым компонентом ситуации выбора, что позволяет приписывать изменения в поведении человека изменениям в системе ограничений. Общая идея о разграничении предпочтений и ограничений нашла наиболее последовательное отражение в неоклассических моделях выбора, а их обоснование – в работах Гэри Беккера, лауреата премии имени Нобеля в области экономики.

Оценивание. Варианты выбора не упорядочиваются сами по себе. Их необходимо оценить. Вот почему предполагается, что экономический человек наделен также способностью к оцениванию как условию совершения выбора. Экономический человек не безразличен к окружающему ииру, он непрерывно оценивает, соизмеряет все объекты и состояния мира по какому-либо критерию.

Условием оценивания различных альтернатив является сопоставимость альтернатив друг с другом. В модели экономического человека сопоставимость обеспечивается через однородные субъективные оценки человека, которые на модельном уровне иногда принимают численное выражение, а иногда не принимают (в зависимости от того, используется ординалистский или кардиналистский вариант количественного представления критериальных оценок лица, принимающего решение).

Возникает проблема соизмеримости оценок благ (их полезности) разными хозяйственными субъектами. Напрямую сопоставлять полезность одного и того же блага или интенсивность потребности в нем для разных людей некорректно – нет общей единицы измерения. Обойти эту трудность впервые смог Парето, чей критерий оптимальности предполагает лишь сравнеие альтернатив каждым хозяйственным субъектом для себя.

Принятие решений на основе собственных предпочтений (мотивация). В соответствии с обобщенными представлениями об экономическом человеке, которые разделяются большинством исследователей, выбор осуществляется на основе собственного интереса, в соответствии с собственными предпочтениями, а не предпочтениями других людей (конкурентов, контрагентов или государства в лице регуляторов, законодателей или представителей исполнительной власти).

Предпосылка собственного интереса означает, что человек не следует автоматически принятым в обществе нормам, традициям и т.д. и не имеет того, что принято называть совестью или нравственностью. Но из этого не следует, что экономический человек ведет себя аморально. Данная предпосылка означает лишь то, что этические нормы и общественные институты он воспринимает утилитарно: следование им в данном обществе позволяет ему максимизировать полезность или благосостояние в долгосрочном плане.

Для более точного понимания содержания понятия «собственные предпочтения» необходимо получить ответы на несколько вопросов. Могут ли предпочтения, которые называются собственными, изменяться? В результате действия каких факторов могут изменяться собственные предпочтения? Могут ли собственные предпочтения изменяться под влиянием других людей? Существуют ли какие-то ограничения на то, чтобы предпочтения продолжали оставаться собственными и после изменения? Можно ли считать, что человек не имеет собственных предпочтений, если в своем выборе он опирается на выбор другого человека?

Если ответ на первый вопрос отрицательный, то мы получаем наиболее простой вариант определения, который в целом соответствует предпосылке, которую сформулировал Г. Беккер применительно к любому типу человеческого поведения. Если речь идет о конкретных объектах выбора, то поведение может существенным образом изменяться. Если же речь идет о фундаментальных аспектах, то предпочтения являются стабильными. В этом случае остальные вопросы бессмысленны.

Если ответ на первый вопрос положительный, то можно рассмотреть три варианта ответа на второй вопрос. Если предпочтения изменяются, но сам источник изменений не указывается (иными словами, предпочтения изменяются экзогенно), то по сути ситуация ничем не отличается от отрицательного ответа на первый вопрос. Когда допускается действие исключительно внутренних факторов (последовательная независимость от внешнего воздействия), существуют два варианта: а) использование метода интроспекции и распространение выводов на других людей с применением модифицированной предпосылки о репрезентативном индивиде; б) игнорирование внутреннего фактора, вынесение его за пределы предмета экономической теории по причине непроверяемости (неверифицируемости и нефальсифицируемости) гипотез, связанных с объяснением изменения поведения человека на основе внутренних факторов предпочтений.

Предположим, что предпочтения изменяются в результате действия внешних по отношению к данному человеку факторов. Тогда сохраняется вопрос об измерении влияния данных факторов на предпочтения. Вместе с тем здесь есть и самостоятельный вопрос: имеет ли значение для квалификации предпочтений как собственных определение ключевых характеристик фактора, влияющего на предпочтения рассматриваемого субъекта? Соответственно можно рассматривать две игровые ситуации, в которых партнерами в игре оказывается (1) другой человек или (2) внешняя среда (природа). Во втором случае трудностей не возникает. Однако в первом случае, если предпочтения одного человека изменяются предсказуемым образом в результате целенаправленных действий другого, такая ситуация напоминает действие в соответствии с предпочтениями других людей, что вновь возвращает к вопросу о границах понятия «собственные предпочтения». Подразумевает ли действие в соответствии с собственными предпочтениями автономность индивида, его самостоятельность? Если да, то в этом случае воздействия со стороны других людей на предпочтения рассматриваемого лица, принимающего решения, должны быть исключены. Если нет, то статус собственных предпочтений допускает представление субъекта как транслятора предпочтений других людей.

Ограниченность информации. Информация, необходимая человеку для принятия решения, изначально не является данной ему. Более того, для ее получения необходимо затратить определенное время, а также ресурсы. Иными словами, получение ценной информации сопряжено с издержками. В связи с этим важно проводить различие между данными и информацией. Если данные экономический человек это набор знаков, доступных действующему лицу, то информация экономический человек это набор знаков, которые обладают для данного лица определенной (осознаваемой им) полезностью. Это различие связано с использованием трех видов фильтров: синтаксического, семантического и прагматического. Синтаксический фильтр пропускает только те данные, которые реципиент может прочитать. В результате получается читаемое сообщение. Семантический фильтр пропускает только те сообщения, которые реципиент может понять. В результате получается понятное сообщение. Наконец, прагматический фильтр пропускает только те сообщения, которые обладают определенной полезностью, могут быть использованы в процессе выбора.

В зависимости от того, как представлен сам процесс поиска информации, могут быть получены разные модификации модели экономического человека. В частности, в некоторых случаях можно достаточно просто решить вопрос об оптимальном объеме информации и, соответственно, масштабах поиска для достижения человеком поставленных целей. В других случаях возникает так называемый информационной парадокс, сопряженный с тем, что информация о ценности дополнительной информации является недоступной eх ante, т.е. до того момента, как она становится известной, так что известны только издержки получения дополнительной информации. Однако после того как информация стала известна и, соответственно, можно установить ее субъективную ценность, у человека исчезают стимулы платить за нее.

Рациональность. Одно из основных допущений экономической теории состоит в том, что человек делает рациональный выбор. Рациональный выбор означает предположение, что решение человека является результатом упорядоченного процесса мышления. Слово «упорядоченный» определяется экономистами в строгой математической форме. Вводится ряд предположений о поведении человека, которые называются аксиомами рационального поведения. При условии, что эти аксиомы справедливы, доказывается теорема о существовании некой функции, устанавливающей человеческий выбор, – функции полезности. Полезностью называют величину, которую в процессе выбора максимизирует личность с рациональным экономическим мышлением. Можно сказать, что полезность – это воображаемая мера психологической и потребительской ценности различных благ.

В экономической теории рациональность человека определяется тем, что выбор, который осуществляет человек, приводит к результату, который с точки зрения данного человека в наибольшей степени соответствует его целям.

Рациональность может быть определена следующим образом: субъект (1) никогда не выберет альтернативу X, если в то же самое время (2) ему доступна альтернатива Y, которая, с его точки зрения (3), предпочтительнее X.

При проведении анализа данной характеристики экономического человека следует обратить внимание на две важные составляющие.

1. Рациональность в формализованных моделях принимает вид максимизации целевой функции, определенной с различной степенью общности, абстрактности.

2. Рациональность не исключает ошибок, если допускать, что в рамках модели человек имеет возможность их исправить. Иными словами, ошибки в выборе являются случайными, а не систематическими.

В интеллектуальные возможности человека включаются:

память, в которой хранится информация об иерархии многочисленных потребностей человека
интеллект, позволяющий рассчитать результаты своих возможных поступков, взвесить их важность и выбрать наилучший вариант.

Задачи принятия решений с рассмотрением полезностей и вероятностей событий были первыми, которые привлекли внимание исследователей. Постановка таких задач обычно заключается в следующем: человек выбирает какие-то действия в мире, где на получаемый результат (исход) действия влияют случайные события, неподвластные человеку, но имея некоторые знания о вероятностях этих событий, человек может рассчитать наиболее выгодную совокупность и очередность своих действий.

Отметим, что в данной постановке задачи варианты действий обычно не оцениваются по многим критериям. Таким образом, используется более простое (упрощенное) их описание. Рассматривается не одно, а несколько последовательных действий, что позволяет построить так называемые деревья решений.

Человек, который следует аксиомам рационального выбора, называется в экономике рациональным человеком.

Рациональность – это еще далеко не все, что определяет поведение экономического агента. Он не существует обособленно от окружающих предметов и таких же агентов как он, поэтому необходимо рассмотреть и ограничения, с которыми сталкивается человек в процессе принятия решения или осуществления выбора.

Неоклассическая теория здесь исходит из предположений, что все потребители знают, чего они хотят, то есть каждый имеет свою совокупность известных ему потребностей, которые к тому же связаны функционально. Для упрощения анализа неоклассики взяли «усредненную» функцию полезности, где не учитываются ни разнообразие возможностей максимизации при постоянной величине дохода, ни различия между субъективными стремлениями использовать имеющиеся ресурсы и объективными возможностями. Следовательно, так как предпочтения известны, то решением функции полезности будет определение неизвестных результатов индивидуального выбора.

Однако ценность теории, предсказывающей выбор потребителя или другого экономического субъекта, будет высока тогда, когда окружающая ситуация остается относительно стабильной, а потенциалы, заложенные в ней, являются доступными для принятия и переработки человеческими возможностями. Тем более, что существуют, кроме вышеперечисленных внешних, еще и внутренние препятствия, от которых неоклассики просто абстрагируются.

Следует выделить два подхода в отношении модели человека, которые сформировались в экономической теории и с некоторыми модификациями существуют в настоящее время: антропологический и методологический .

В рамках антропологического подхода, последовательным представителем которого можно считать Н. Сениора, доказывалось, что экономический человек – это человек, который существует в действительности. Таким образом, эгоистическая мотивация признавалась естественной, что соответствовало акценту на онтологическое основание модели экономического человека. В числе оговорок, которые сопровождали данное положение, следует выделить две.

1. Стремление к приобретению предметов, составляющих богатство, хотя и присуще всем людям, но в разной степени.

2. Не принимаются во внимание факторы, которые искажают приобретательскую мотивацию человека.

Заметим, что антропологическая версия модели экономического человека корреспондирует с функциональным определением рациональности. В нем наиболее существенно, что рациональность действия, поведения, решения, полагания и т.п. определяется в терминах последствий, которые эти элементы могут вызывать. Функциональные характеристики действия, поведения, решения, полагания некоего данного вида суть способность систематически приводить к последствиям определенного вида (это не значит всегда, но – с большой вероятностью).

Впервые методологическая версия экономического человека появилась в работах Джона Стюарта Милля. В отличие от антропологического в рамках методологического подхода экономический человек считался абстракцией, которая хотя и отражала некоторые черты реального человека, но не могла отождествляться с ним.

Понимание экономического человека как абстракции, некоторого упрощения открывает возможности детального, операционального исследования поведения человека, что и было реализовано в последующем развитии экономической теории наряду с априорными предпосылками как необходимым атрибутом абстрагирования. Данный поход корреспондирует с инструменталистским определением рациональности. В рамках этой рациональности человек рассматривается как «неопределенность», которая и должна принять решение. Другими словами, здесь нет экзистенциальных представлений о человеке, есть лишь отбор неких типов предпочтений.

Чтобы лучше понять, откуда взялась в экономической науке вместо целостного представления о человеке модель рационального максимизатора, нужно присмотреться к тому, когда возникли первые теории экономического поведения. С XVIII века идеи прогресса и просвещения начинают завоевывать умы европейцев. На фоне мистики и суеверий идеи торжества разума и материальности мира, который можно изучить до конца с циркулем, микроскопом и пробиркой, – захватывающи и перспективны. Человек – сложное механическое устройство, которое умеет лишь ощущать и думать. Душа – это «лишенный содержания термин, за которым не кроется никакой идеи и которым здравый ум может пользоваться лишь для облачения той части нашего организма, которая мыслит», – пишет философ и врач Жюльен де Ламетри, увековечивший идею «человека-машины» в одноименном труде 1748 года. Быть идеалистом не модно, модно считать человека существом, которым руководят природные инстинкты, стремление к выгоде и удовольствию и страх лишений и огорчений.

Столь же рациональны и эгоистичны люди и в сочинениях большинства теоретиков экономической мысли XVIII и XIX веков. У Адама Смита автономными индивидами движут два природных мотива: своекорыстный интерес и склонность к обмену. У Джона Стюарта Милля людьми руководит стремление к богатству и при этом отвращение к труду и нежелание откладывать на завтра то, что можно употребить сегодня. Джереми Бентам считал человека способным к арифметическим действиям для получения максимума счастья и писал: «Природа поставила человека под власть двух суверенных владык: страданья и радости. Они указывают, что нам делать сегодня, и они определяют, что мы будем делать завтра. Как мерило правды и лжи, так и цепочки причины и следствия покоятся у их престола». Леон Вальрас видел человека максимизатором полезности на основе рационального поведения. В XX веке на базе этих идей выросла уже теория игр – раздел математики, изучающий оптимальные стратегии в процессах, где несколько участников ведут борьбу за реализацию своих интересов.

Надо заметить, что понимание ограниченности представления о человеке в экономике как о механистическом рациональном субъекте существовала и в прошлом. Даже классик Джон Милль все же признавал влияние национальных особенностей на экономического человека и писал, что в странах континентальной Европы «люди довольствуются меньшими денежными барышами, не столь дорожа ими по сравнению со своим покоем и своим удовольствием». В трудах представителя немецкой исторической школы экономической теории XIX века Б.Гильдебрандта, человек «как существо общественное, есть прежде всего продукт цивилизации и истории. Его потребности, образование и отношение к вещественным ценностям, равно как и к людям, никогда не остаются одними и теми же, а географически и исторически беспрерывно меняются и развиваются вместе во всей образованностью человечества». Торнстейн Веблен считал, что людьми в экономических поступках движет вовсе не рациональный расчет, а стремление к повышению социального статуса, далеко не всегда рациональное, и зависящее от того, в каком культурно-историческом контексте это происходит. Веблен в каком-то смысле может считаться родоначальником нынешних теорий престижного потребления в маркетинге.

Рациональному принятию решений сильно препятствует само устройство человеческой психики. Так, еще в 60-е годы XX в. психологи обнаружили доказательства удивительно мощного влияния ситуаций на поступки людей. Кроме психологических особенностей, серьезно влияют на экономическое поведение мировоззренческие установки. Механизмы, описанные в теории игр, далеко не всегда реализуются в реальных жизненных ситуациях.

Однако сторонники «антропоцентрической экономики» всегда оставались в меньшинстве, и в общественном сознании четко укрепилась мысль о том, что экономика – это поле, в котором главный мотив людей и организаций – максимизация своей прибыли, независимо от того, какие именно это люди и организации, в какой стране они находятся и какие мировоззрения разделяют.

Человек в английской классической школе

Адам Смит

Идея экономического человека как человека, руководимого собственным интересом, в конце XVIII в. просто носилась в европейском воздухе. Но нигде и ни у кого она не была сформулирована настолько отчетливо, как в «Богатстве народов». Вместе с тем Смит стал первым экономистом, положившим определенное представление о человеческой природе в основу целостной теоретической системы.

В самом начале «Богатства народов» он пишет о свойствах человека, налагающих отпечаток на все виды его хозяйственной деятельности. Во-первых, это «склонность к обмену одного предмета на другой» (подобная предпосылка позволяет Смиту объяснить обмен эквивалентов, а не предметов, имеющих разную ценность для продавца и покупателя, как у Госсена и австрийской школы); во-вторых, собственный интерес, эгоизм, «одинаковое у всех людей постоянное и неисчезающее стремление улучшить свое положение». Эти свойства взаимосвязаны: в условиях широкого развития обмена невозможно установить с каждым из партнеров личные отношения, основанные на взаимной симпатии. Вместе с тем обмен возникает именно потому, что даром получить нужные предметы у эгоистичного по природе соплеменника невозможно. «... Человек постоянно нуждается в помощи своих ближних, но тщетно было бы ожидать ее лишь от их расположения. Он скорее достигнет своей цели, если обратится к их эгоизму и сумеет показать им, что в их собственных интересах сделать для него то, что он требует от них»..

Отмеченные свойства человеческой природы имеют у Смита важные экономические последствия. Они лежат в основе системы разделения труда, где индивид выбирает такое занятие, при котором его продукт будет иметь большую ценность, чем в других отраслях. «Каждый отдельный человек постоянно старается найти наиболее выгодное приложение капитала, которым он может распоряжаться. Он имеет в виду собственную выгоду, а отнюдь не выгоды общества».

Однако Смит в отличие от Гоббса и меркантилистов не противопоставляет частный интерес общему благу («богатству народов»). Дело в том, что это богатство равно, по Смиту, сумме ценностей, созданных во всех отраслях хозяйства. Таким образом, выбирая отрасль, где его «продукт будет иметь большую стоимость, чем в других отраслях», человек, ведомый эгоистическим интересом, самым непосредственным образом увеличивает богатство общества. Когда же приток капитала из других отраслей в более рентабельную достигнет такого уровня, что ценность товаров в последней начнет падать и ее сравнительная выгодность исчезнет, собственный интерес начинает направлять владельцев капитала в другие сферы его приложения, что опять-таки в интересах общества. Смит не доказывает строго тезис о совпадении общего интереса и интересов всех членов общества, ограничиваясь метафорой «невидимой руки». Однако очевидно, что автоматический, не требующий государственного вмешательства межотраслевой перелив капитала, движимый собственным интересом его владельцев, играет в схеме Смита исключительно важную роль. Именно здесь Смит непосредственно использует сформулированную им вначале предпосылку, касающуюся человеческой мотивации.

Рассматривая роль, которую играет мотив собственного интереса у Смита, нельзя обойти проблему, с которой сталкиваются все исследователи его творчества. Дело в том, что основанная на собственном интересе модель человеческой мотивации в «Богатстве народов», казалось бы, не согласуется с ее трактовкой в первом большом произведении Смита – «Теории нравственных чувств» (1759 г.).8 Здесь Смит подчеркивает, что поведение человека направляется «симпатией», т.е. умением поставить себя на место другого (в современной психологии это качество называется эмпатией ) и желанием заслужить одобрение «беспристрастного наблюдателя». Собственный интерес при этом не отрицается, но Смит подчеркивает его ограниченность: он оперирует только в рамках»справедливого». Однако противоречие между Смитом-моралистом и Смитом-экономистом во многом кажущееся. С одной стороны, Смит утверждает, что «не от благожелательности мясника, пивовара или булочника ожидаем мы получить свой обед, а от соблюдения ими своих собственных интересов» именно потому, что развитая система разделения труда ставит нас в отношения с людьми, к которым мы можем не испытывать симпатии. Таким образом, этика у Смита невозможна без учета собственного интереса, тогда как политическая экономия вполне может обойтись без учета чувства симпатии. С другой стороны, и в «Богатстве народов» Смит отнюдь не идеализирует эгоизм владельцев капитала: он хорошо понимает, что собственный интерес капиталистов может заключаться не только в производстве выгодных продуктов, но и в ограничении аналогичной деятельности конкурентов. Он даже отмечает, что норма прибыли, как правило, находится в обратной зависимости от общественного благосостояния и поэтому интересы купцов и промышленников в меньшей степени связаны с интересами общества, чем интересы рабочих и землевладельцев. Более того, этот класс «обычно заинтересован в том, чтобы вводить общество в заблуждение и даже угнетать его», пытаясь ограничить конкуренцию. Но если государство поддерживает свободу конкуренции, то собственный интерес может объединить разрозненно действующих эгоистов в упорядоченную систему, обеспечивающую общее благо. Таким образом, Смит демонстрирует, что даже при самых худших предположениях относительно человеческой природы рыночная экономика, основанная на свободной конкуренции, все равно дает лучший результат, чем принудительная регламентация экономической деятельности. Так Смит развязывает узел, образованный переплетением личных и общественных интересов. Как подчеркивает Дж. Бьюкенен, презумпция экономического человека-эгоиста является единственно возможной при сравнительном анализе различных общественных институтов, точно так же, как презумпция несовершенства человеческой природы неизбежна при сравнении различных политических систем. Преимущества демократии над деспотией основаны на том, что при демократии пребывание у власти плохих людей нанесет обществу меньший ущерб, хотя благородный и просвещенный деспот способен принести обществу больше пользы, чем любая демократическая власть.

Изложенная схема того, как работает мотив личного интереса в теоретической системе Смита, не должна создавать впечатления, что мотивация экономического поведения понимается автором «Богатства народов» чисто абстрактно. Смит выводит своего движимого собственным интересом субъекта не из умозрительных соображений о природе человека, а из своих наблюдений за окружающим его реальным миром. В «Богатстве народов» еще нет резкого отделения теории от эмпирии. Так, Смит не сводит собственный интерес людей к получению денежных доходов наподобие максимизации прибыли: на выбор занятий помимо заработка влияют также приятность или неприятность занятия, легкость или трудность обучения, постоянство или непостоянство занятий, больший или меньший престиж в обществе и, наконец, большая или меньшая вероятность успеха. Например, люди, занимающиеся неприятным, презираемым обществом делом, – мясники, палачи, кабатчики – вправе претендовать на большую прибыль, и т.д.. О широкой трактовке Смитом мотива собственного интереса свидетельствует и пример, приводимый С. Холландером: Смит пишет, что, несмотря на то что рабство всегда менее эффективно, чем система наемного труда, в ряде случаев, там где разница в рентабельности не так велика, землевладельцы предпочитают использовать рабов, поскольку это удовлетворяет их «любовь к доминированию». С другой стороны, в американских колониях Англии труд рабов применяется именно там, где он экономически более выгоден (на плантациях табака и сахарного тростника), а там, где это не так (при выращивании зерновых), рабы отпускаются на свободу, так что в целом собственный материальный интерес все же пересиливает стремление к власти.

Перечисленные Смитом дополнительные факторы компенсируют неравенство доходов и тоже входят в целевую функцию экономического субъекта. Смит различает также интересы и цели представителей основных классов современного ему общества: собственников земли, наемных рабочих и капиталистов.

Столь же реалистичен подход Смита и к другим компонентам модели человека: его интеллектуальным способностям и информационным возможностям. Индивид, согласно Смиту, далеко не всегда может предвидеть последствия своих поступков. Более всего он компетентен в том, что затрагивает его личные интересы. Он лучше, чем кто-либо другой, в том числе и государственный чиновник, способен идентифицировать свой собственный интерес. Эта идея имела особое значение в полемике Смита с меркантилистами, и она составляет основной мотив «Богатства народов»: «Государственный деятель, который попытался бы давать частным лицам указания, как они должны употреблять свои капиталы, обременил бы себя совершенно излишней заботой».

Давид Рикардо

«Начала политической экономии и налогового обложения» Д. Рикардо представляют собой иной тип экономического исследования по сравнению с «Богатством народов» А. Смита. Теория Риккардо намного более, чем теория Смита, напоминает Ньютонову механику: с помощью дедукции из нескольких абстрактных предпосылок – убывающего плодородия почвы, мальтусовского закона народонаселения и собственного интереса как основного мотива жономической деятельности – он сделал далеко идущие выводы относительно долгосрочного движения заработной платы, нормы прибыли и ренты и таким образом вывел законы распределения доходов между основными общественными классами. При этом у него отсутствует какое-либо эксплицитное изложение допущений относительно человеческой природы. Предпосылка собственного интереса проявляется у Рикардо главным образом в допущении о выравнивании норм прибыли в разных отраслях путем перелива капитала: «Это неугомонное стремление всех капиталистов оставлять менее прибыльное дело для более прибыльного создает сильную тенденцию приводить прибыль всех к одной норме». При этом, как и у Смита, собственный интерес не сводится к чисто денежному: «Капиталист, ищущий прибыльного применения для своих средств, естественно, будет принимать во внимание все преимущества одного занятия перед другим. Поэтому он может поступиться частью своей денежной прибыли ради верности помещения, опрятности, легкости или какой-либо другой действительной или воображаемой выгоды, которыми одно занятие отличается от другого»,что фактически приводит к разным нормам прибыли в разных отраслях.

Как и Смит, Рикардо отмечал специфику экономического поведения отдельных классов, среди которых лишь капиталисты до некоторой степени ведут себя в соответствии с логикой собственного интереса, но и это стремление модифицируется различными привычками и предрассудками, например упрямым нежеланием расставаться с гибнущим предприятием или предубеждением против выгодных вложений капитала за границей, побуждающим «большинство лиц со средствами скорее довольствоваться низкой нормой прибыли у себя на родине».Что же касается рабочих, то их поведение, как отмечал Рикардо, подчинено привычкам и инстинктам, а землевладельцы представляют собой праздных получателей ренты, не властных над своим экономическим положением.

Упоминания о границах мотива собственного интереса наводят на мысль, что Рикардо считал эту предпосылку научным допущением, приемлемым при анализе долгосрочных процессов. Рикардо считал закономерным предметом научного экономического анализа лишь такое поведение людей, которое продиктовано их личными интересами, так как «если бы мы предположили любое иное правило поведения, мы не знали бы, где остановиться». Он полагал, что построенная таким образом теория не может быть опровергнута фактами. Но, оставаясь на позициях философии естественного права, Рикардо, как и Смит, не слишком ясно различал логику модели и логику самой действительности и не ощущал, что принятая им поведенческая предпосылка влияет на результат анализа. Модель собственного интереса он понимал эдновременно как образец рационального экономического поведения. При всей «дедуктивности» своей экономической теории Рикардо, как и Смит, не прибегал к сильным абстракциям относительно человеческого поведения в экономике, а удовлетворялся моделью человека, не слишком далеко вышедшей за пределы обыденного опыта. (Правда, опыт этот, как отмечал впоследствии Маршалл, ограничивался знакомством с англичанами, жившими в больших городах).

Итак, в произведениях английских классиков – в явном виде у Смита и в неявном у Рикардо – использовалась модель человека, которая характеризуется:

1) определяющей ролью собственного интереса в мотивации экономического поведения;

2) компетентностью (информированностью + сообразительностью) экономического субъекта в собственных делах;

3) конкретностью анализа – учитываются классовые различая в поведении и различные, в том числе неденежные, факторы благосостояния.

Эти свойства экономического субъекта (особенно развитые у капиталистов) Смит и Рикардо считали изначально присущими каждому человеческому существу. Критики же капитализма, счиающие его преходящим этапом в истории человечества, отмечали, что такая концепция человека была продуктом складывавшееся в ту эпоху буржуазного общества, в котором «не осталось никакой другой связи между людьми, кроме голого интереса, никакого другого мотива, регулирующего совместную жизнь, кроме эгоистического расчета». Значение этой модели человека для истории экономической мысли состоит прежде всего в том, что с ее помощью политическая экономия выделилась из моральной философии как наука, имеющая свой предмет – деятельность экономического человека.

Но еще раз подчеркнем, что ни для Смита, ни для Рикардо не была характерна рефлексия по поводу предпосылок экономического исследования. Эту задачу выполнили другие экономисты.

Методологи: Нассау Уильям Сениор и Джон Стюарт Милль

Первые опыты дескриптивной экономической методологии связаны с осмыслением опыта английской классической школы политической экономии. Смит и Рикардо не предприняли попыток объяснить свой метод, видимо потому, что он казался им очевидно правильным и не нуждавшимся в обосновании. Однако так представлялось далеко не всем и новая наука политическая экономия подверглась суровой критике, главным образом с позиций морали, за чрезмерно узкий взгляд на человеческую природу, сведенную к приобретательским, эгоистическим мотивам. Такая критика потребовала от экономистов более глубокого обоснования своих теорий. Естественно, внимание методологов было обращено исключительно на проблему мотивации, поскольку другие компоненты модели человека классической школы вопросов не вызывали. Эта защита имела два направления.

Первое (антропологическое) сводилось к тому, что экономический человек существует в действительности: в естественности и распространенности эгоистической мотивации (собственного интереса) можно легко убедиться с помощью наблюдений и интроспекции. Такова была точка зрения Н. У. Сениора, включающего в число основных общих положений экономической науки «желание каждого человека получить как можно больше предметов, составляющих богатство, с наименьшими возможными жертвами», хотя Сениор отмечал, что разные люди испытывают это желание с разной интенсивностью, а также признавал наличие у людей других мотивов помимо стремления к богатству. В более поздних изданиях Сениор убрал слово «предметы» и включил в «богатство» такие компоненты, как «власть», «известность», «отдых», «блага для близких и друзей» и даже «пользу для общества». Правда, неясно, как именно Сениор собирался учитывать все эти мотивы в экономической теории. Но выводы, сделанные из этих положений, подчеркивал Сениор, справедливы лишь в отсутствие искажающего воздействия других факторов. Если же нам удастся определить, в каких случаях можно ожидать этого воздействия и какова будет его сила, мы сможем, как считает Сениор, трактовать экономическую науку как «позитивную», а не «гипотетическую».

Второе направление (методологическое) представляли работы Дж. С. Милля. Милль, искушенный философ и автор основополагающей работы о логике различных наук, был далек от наивной веры своих предшественников в вечность и естественность «собственного интереса» и считал экономического человека необходимой для анализа абстракцией. Он подчеркивал, что политическая экономия охватывает не все поведение человека в обществе: «Она рассматривает его лишь как существо, желающее обладать богатством и способное сравнивать эффективность разных средств для достижения этой цели. Она полностью абстрагируется от любых других человеческих страстей и мотивов, кроме тех, которые можно считать вечными антагонистами стремления к богатству, а именно отвращения к труду и желания безотлагательно пользоваться дорогостоящими наслаждениями. Их она до определенной степени включает в рассмотрение, поскольку они не просто иногда вступают в конфликт со стремлением к богатству, как другие мотивы, но постоянно сопровождают его в качестве тормоза или помехи, и, следовательно, рассматривая стремление к богатству, мы не можем не рассматривать и эти побуждения».Таким образом, политическая экономия, согласно Миллю, с самого начала должна признавать ограниченность стремления к материальному богатству, хотя ограничивающие факторы сводятся к двум вышеназванным, очевидно самым важным из прочих человеческих мотивов, имеющих отношение к экономике. Милль не поясняет причины такого отбора, но мы можем это сделать за него: эти мотивы представляют собой не что иное, как внутренние ограничения с которыми сталкивается всякое стремление к богатству. Не будь их, стремление к богатству было бы ограничено лишь количеством материальных ресурсов, находящихся в данный момент в распоряжении субъекта, и не сопряжено с затратами его энергии. Это условие имеет и непосредственный экономический смысл. Дело в том, что ценность товара теоретики английской классической сколы определяют через трудовые затраты. Если бы «отвращения труду» не существовало, то товары просто не имели бы ценности (ничего бы не стоили) для своих производителей. Аналогично преодоление капиталистами своего «желания безотлагательно пользоваться наслаждениями» является в конечном счете главной причиной существования капитала . Следовательно, нежелание трудиться и откладывать на завтра то, что можно потребить сегодня, ведет к уменьшению производства ценностей и вложений капитала, а значит, ограничивает богатство общества. Отсюда вытекает необходимость рассматривать их в рамках политической экономии вслед за главным мотивом стремления к богатству (кстати, то же самое, как отмечает Милль, можно сказать и о мотиве продолжения рода).

Милль считал описанную им модель человека в политической экономии безусловно односторонней по сравнению с намного более сложной действительной его мотивацией: «Вероятно, ни об одном человеческом действии нельзя сказать, что, совершая его, человек не испытывает прямое или косвенное воздействие других импульсов помимо стремления к богатству». Однако если объект изучения находится под воздействием нескольких сил, каждая из них должна быть рассмотрена отдельно. Политическая экономия ограничивается анализом поведения человека, стремящегося к богатству. Поэтому ее выводы применимы там, где этот мотив является главной целью, и неприменимы во всех других случаях. Методологическое обоснование экономического человека, естественно, предполагает более узкую область применения экономической теории, чем антропологическое обоснование. Более того, поскольку в науке «главная цель рассматривается как единственная», на практике полученные ею выводы следует дополнить учетом воздействия других факторов (например, привычек и обычаев). («То, что верно абстрактно, верно и конкретно, но с надлежащими допущениями»). Однако в рамках самой науки воздействие остальных факторов не изучается, за исключением особо важных случаев, например закона народонаселения (в те времена считалось, что стремление к продолжению рода независимо от стремления к богатству). В этом случае, как отмечает Милль, научная строгость уступает практической полезности (ibid.).

Таким образом, экономический человек в трактовке Милля – это не реальный человек, знакомый нам по наблюдениям за собой и другими людьми, как это было у Сениора, а научная абстракция, выделяющая один-единственный мотив из всего спектра человеческих побуждений. Подобный метод является, согласно Миллю, единственным подлинно научным способом анализа для общественных наук, в которых невозможны эксперимент и опирающаяся на него индукция.

В этом смысле политическая экономия, по Миллю, подобна геометрии: ее исходный пункт – не факты, а априорные предпосылки (абстракция человека, стремящегося только к богатству, может быть в какой-то мере уподоблена, по мнению Милля, абстракции прямой линии, имеющей длину, но не имеющей ширины. Однако априорно выделяемый мотив является не фиктивным, произвольным, а вполне реальным – модель экономического человека подсказывают нам интроспекция и наблюдения за другими людьми. Таким образом, различие между антропологическим и методологическим подходами к модели экономического человека заключается в сравнительной важности интроспекции и абстракции.

Важно отметить, что кроме мотивационного компонента Милль впервые выделяет в экономической модели человека и когнитивный – способность сравнивать эффективность различных средств для достижения цели.

Эти методологические воззрения Милль в какой-то мере пытался воплотить в своем главном экономическом труде – «Основах политической экономии».

Интересно, как прореагировал на методологию Милля сам Сениор: «Мне кажется, что, если мы заменим гипотезу г-на Милля о том, что богатство и дорогостоящие развлечения являются единственными объектами человеческого желания, тезисом о том, что они являются универсальными и постоянными объектами желания, что их желают все люди во все времена, мы заложим столь же твердую основу для наших последующих рассуждений и поставим истину на место произвольной предпосылки.

Особый интерес представляют проиллюстрированные Миллем отклонения от мотива стремления к богатству в маленькой главе «О конкуренции и обычае». Как пишет автор, английская политическая экономия законно предполагает, что распределение продукта происходит под определяющим воздействием конкуренции. Однако в реальности часты случаи, когда обычаи и привычки оказываются сильнее. Милль отмечает, что «принципом, в сколько-нибудь значительной степени регулирующим соглашения экономического характера, конкуренция стала лишь с недавнего времени». Но и в современной ему экономике «обычай успешно удерживал свои позиции в борьбе с конкуренцией даже там, где вследствие многочисленности конкурентов и общей энергии, проявляемой в погоне за прибылью», она получила сильное развитие. Что же говорить тогда о странах континентальной Европы, «где люди довольствуются меньшими денежными барышами, не столь дорожа ими по сравнению со своим покоем или своими удовольствиями?» (там же). Здесь очевидно, что Милль полностью разделяет концепцию экономического человека Смита и Рикардо (ведь конкуренция есть единственно возможный способ сосуществования юридически свободных «экономических человеков»), сознавая в то же время ее ограниченную применимость во времени и пространстве.

Несмотря на то что описание экономического человека, сделанное Миллем, отличается несомненной философской глубиной и звучит вполне современно и в наши дни, оно не нашло поддержки у многих последующих экономистов-теоретиков. Им более импонировала точка зрения Сениора, согласно которой предпосылки экономического исследования основаны не на гипотезах, а на «несомненных фактах, касающихся человеческой природы и мира», одним из которых является «желание приобрести богатство с наименьшими жертвами». Наиболее энергично эту точку зрения отстаивал А. Маршалл в I книге «Принципов экономической науки».

Главным компонентом модели человека английской классической школы была специфическая мотивация – собственный интерес. Именно это выделило политическую экономию из моральной философии, трактовавшей человеческую мотивацию более широко.

Главной теоретической проблемой, которую позволяла решить принятая на вооружение классической школой модель человека, была проблема межотраслевой конкуренции, движения капитала, выравнивания нормы прибыли – процессов, соединяющих хозяйственную деятельность разрозненных эгоистов в гармоничную общественную систему.

Противники экономического человека: историческая школа

Наиболее сильная оппозиция английской классической школе возникла в Германии, где сложилась иная, не похожая на английскую, комбинация исторических и идеологических условий, сравнительно отсталая экономика с наличием полуфеодальных цементов и слабым развитием конкуренции и специфический социально-политический строй: мелкие государства, сильные сословные и цеховые структуры – все это никак не располагало к быстрому и бесконфликтному усвоению фритредерских идей «Богатства народов» (которое было немедленно переведено на немецкий язык). Реакции отторжения способствовала и идейная среда, характерная для Германии той поры.

Во-первых, историзм был присущ немецкой мысли в значительно большей степени, чем английской: по Гегелю, развитие человечества можно понять лишь путем философского анализа закономерностей действительного исторического процесса. На юридических факультетах, которые занимали особое положение германских университетах – в них готовили многочисленную армию чиновников, – законы изучали как продукт длительного исторического развития. К истории обращались и влиятельные представители немецкого романтизма в философии, литературе и искусстве: они искали в ней достойный подражания национальный идеал, который объединил бы раздробленные немецкие земли. Напомним, что Смит, хотя в его книге можно встретить массу исторических примеров, не выводил свои идеи из опыта истории, напротив, иллюстрировал их с его помощью. Сами же идеи шли явно от «естественной природы человека».

Во-вторых, немецкая идеология той поры была этатистской. Гегелевская философия истории видела в современном государстве свою вершину. Для немецких мыслителей индивиды существуют ради государства, а не наоборот, как для Смита и Рикардо. Государство никак не может быть сведено к простой совокупности своих граждан. Оно защищает их и обеспечивает им достойную жизнь. Соответственно и экономическая наука Германии того времени, так называемая камералистика, являлась по сути дела развернутым предписанием того, как управлять государством, и была похожа скорее на армейский устав, чем на описательную науку. Историзм и отражение существенной роли государственных институтов предполагают менее абстрактный взгляд на экономическую систему и экономическое поведение, чем гипотеза о гармоничном сосуществовании атомистических эгоистов. Это неизбежно наложило сильный отпечаток на развитие оригинальной немецкой школы экономистов, получившей название исторической.

Конституирующим признаком исторической школы была ее критика английской классической экономии (в области самостоятельных позитивных разработок достижения исторической школы намного скромнее). Экономисты-историки ставили в вину классической школе: «1) универсализм, 2) рудиментарную, основанную на эгоизме психологию и 3) злоупотребление дедуктивным методом». Легко заметить, что три этих обвинения взаимосвязаны и относятся в первую очередь к модели экономического человека: именно его «рудиментарную психологию» английские классики без должных оснований распространяют на все времена и страны (упрек № 1) и делают из нее далеко идущие выводы (упрек № 3). Представители исторической школы, так же как и Милль, понимали, что модель экономического человека представляет собой абстракцию, но в отличие от Милля считали ее применение неправомерным как из научных, так и из этических соображений.

Они (в первую очередь Б. Гильдебранд и К. Книс) выступали против методологического индивидуализма классической школы, считая подходящим объектом анализа для экономиста народ, причем не как простую совокупность индивидов, а как «национально и исторически определенное, объединенное государством целое». (Не случайно экономическую науку в Германии до сих пор часто называют национальной экономией – Nationalokonomie или учением о народном хозяйстве – Volkswirtschaftslehre).
Что же касается отдельного человека, то он, по словам Б. Гильдебранда, «как существо общественное есть прежде всего продукт цивилизации и истории. Его потребности, его образование и его отношение к вещественным ценностям, равно как и людям, никогда не остаются одними и теми же, а географически и исторически беспрерывно изменяются и развиваются вместе со всею образованностью человечества».

Среди этих факторов, определяющих индивида как часть народа, в первую очередь упомянуты географические: природные условия, принадлежность к той или иной расе и «национальный характер». Так, по мнению Книса, для англичан характерны расчетливый эгоизм, национальная гордость, чувство сословной принадлежности, мужество, необходимое для самоуправления. Французам присущи стремление к равенству, наслаждениям и новшествам, хороший вкус. Немцы отличаются обдуманностью действий, прилежанием, гуманизмом и чувством справедливости. Находится, что сказать и об итальянцах, голландцах, испанцах. Что же касается исторических факторов, то под ними понимаются одновременно накопленная сумма средств производства и уровень культуры в обществе. В результате влияния такого набора факторов к собственному интересу добавляются еще два, гораздо более благородных, мотива хозяйственного поведения: «чувство общности» и чувство справедливости». Смит, по мнению Книса, абсолютизировал современные ему общественные условия, порождающие эгоизм индивида, которые, с точки зрения немецкого экономиста, остались в XVIII в. Что же касается цивилизованного XIX столетия, то «мы больше не считаем "высшим из благ" приобретение максимального количества вещественных благ и получаемое при их помощи наслаждение». Прогресс нравов и расцвет двух упомянутых неэгоистических мотивов проявляются, согласно автору, в расцвете частной благотворительности. А если человек настолько альтруистичен в потреблении, что делится со своими ближними, то, видимо, в производстве он тоже не руководствуется чисто эгоистическими мотивами. В доказательство этого тезиса Книс приводит такой трогательный довод: в наши дни фабрикант платит рабочим минимальную заработную плату не по своей воле, а «только под давлением конкуренции». Приводимый им пример, очевидно, опровергает его же собственную систему: ведь если капиталист независимо от своих высоких моральных качеств вынужден совершать аморальные поступки, значит, его хозяйственная деятельность определяется в первую очередь не характером, будь он эгоистический или альтруистический, а объективными законами конкуренции.

Представители исторической школы обращали внимание не только на мотивационные, но и на когнитивные характеристики экономического человека. Так, известный ирландский исследователь Клифф Лесли, представлявший английскую историческую школу, подвергал сомнению возможность свободного перелива капитала между отраслями в поисках максимальной прибыли, так как, по его мнению, банкиры и торговцы не могут точно вычислить нормы прибыли даже для своих собственных отраслей. По этой же причине выводы политической экономии, как писал Лесли, не подходят для быстро меняющихся обществ, где людям трудно производить соответствующие расчеты.

Таким образом, модель экономического субъекта исторической школы существенно отличается от экономического человека классической школы. Если экономический человек – хозяин своих намерений и действий, то человек исторической школы представляет собой пассивное существо, подверженное внешним влияниям и движимое вперемежку эгоистическими и альтруистическими побуждениями. Такая множественность мотивов, очевидно, не оставляла места для действия объективных экономических законов (не решаясь спорить со Смитом, Книс и Гильдебранд отдавали им во власть лишь Англию XVIII в.), а значит, и для науки политической экономии. Именно поэтому К. Маркс окрестил труды исторической школы «могилой политической экономии». Действительно, излюбленным жанром исторической школы был не теоретический трактат, а книга по истории экономической школы с изложением преимуществ многостороннего исторического метода над односторонним классическим и с иллюстрациями из области истории хозяйства.

К. Книс пишет, что все экономические явления и законы «национальной экономии» порождены комбинацией двух факторов: реального (материальная внешняя среда) и личного (внутренняя духовная жизнь человека). Хозяйственная деятельность является органической частью общественной жизни, ограничена законами и моралью. Политическая же экономия может осмыслить лишь воздействие реального фактора, потому ее выводы носят лишь относительный характер.

Но, резко сужая допустимую область анализа экономической теории, историческая школа одновременно привлекла внимание проблемам так называемой экономической этики – соотношения эгоистических интересов и «чувства общности и справедливости», без которых действительно невозможно представить себе цивилизованного рыночного хозяйства. Эта проблематика, от которой отмахнулась английская классическая школа, занимает важное место в современной экономической науке.

Вместе с тем, подвергая критике подход классической школы, представители исторической школы так и не смогли выдвинуть какого-либо альтернативного объяснения экономических явлений. Появились и попытки соединить экономическую теорию, идущую от классиков, с эволюционно-критическим подходом исторической школы. Попытки такого синтеза заметны, в частности, в трудах видного немецкого экономиста, одного из основателей так называемой социально-правовой школы А. Вагнера. Его «Учебник политической экономии» открывали подразделом, озаглавленным «Экономическая природа человек». Автор подчеркивает, что главное свойство этой природы – наличие потребностей, т.е. «ощущения нехватки благ и стремления его устранить».

Потребности Вагнер делит на две группы: потребности первого порядка, удовлетворения которых требует инстинкт самосохранения, и прочие потребности, удовлетворение которых обусловлено мотивом собственного интереса. Здесь мы видим попытку ограничить сферу господства собственного интереса, предпринятую явно под влиянием исторической школы.

Согласно Вагнеру, экономической деятельностью людей управляют и эгоистические мотивы: желание выгоды и боязнь нужды, надежда на одобрение и боязнь наказания (особенно у невольников), чувство чести и страх позора (особенно у цеховых ремесленников), стремление к деятельности как таковой и опасение последствий праздности, и один неэгоистический: чувство долга и страх перед угрызениями совести.

Антропоцентристский подход Вагнера к проблемам политической экономии, как известно, подверг критике К. Маркс. Однако его критика гораздо больше говорит о позиции самого Маркса, к которой здесь самое время перейти.

Концепция человека в «Капитале» Карла Маркса

О проблеме человека в произведениях К. Маркса и, в частности, в « Капитале» существует огромная литература. Данная область разрабатывается преимущественно исследователями, которых в первую очередь привлекает проблематика отчуждения, рассмотренная в философском по преимуществу разделе о товарном фетишизме. Составить себе полное представление о модели человека Маркса-экономиста без знакомства с концепцией человека Маркса-философа вряд ли возможно. Для методологии экономической теории Маркса характерны ярко выраженные методологический коллективизм и функционализм: такие собирательные понятия, как «человечество», «капитал», «пролетариат», фигурируют в произведениях Маркса в качестве самостоятельных, наделенных волей и сознанием субъектов, которые при этом выполняют определенную функцию как в исторически сложившейся общественной системе, так и в процессе исторического развития. Причина в том, что объективные условия капиталистического общества ставят человека в настолько жесткие рамки, что его выбор оказывается однозначно детерминированным, а личные предпочтения просто не имеют возможности проявиться. Эти объективные условия задаются рабочему стоимостью его рабочей силы, а капиталисту – его стремлением к максимальной прибыли.

Как пишет Маркс, «главные агенты самого этого способа производства, капиталист и наемный рабочий как таковые, сами являются лишь воплощениями, персонификациями капитала и наемного труда; это определенные общественные характеры, которые накладывает на индивидуумов общественный процесс производства».

Ограничимся анализом в «Капитале» основного хозяйствующего субъекта буржуазного общества – капиталиста. Цель его, по Марксу, в точности совпадает с объективной целью капитала, т. е. с его ростом. Поэтому, как и Рикардо, Маркс не испытывает необходимости рассматривать фигуру капиталиста отдельно от капитала. Для того чтобы добиться этой цели, сознание капиталистов вовсе не должно быть непогрешимым. Напротив, их представления о капиталистической экономике противоречивы и во многом прямо противоположны действительному положению дел. «В головах агентов капиталистического производства и обращения должны получаться такие представления о законах производства, которые совершенно отклоняются от этих законов и суть лишь выражение в сознании движения, каким оно кажется. Представления купца, биржевого спекулянта, банкира неизбежно оказываются совершенно извращенными». Причиной этого является тот факт, что сущностные категории капиталистической системы хозяйства (стоимость, стоимость рабочей силы, прибавочная стоимость) на поверхности явлений, облеченные в денежную «вуаль», предстают только в превращенных формах – цены, заработной платы, прибыли. Однако для практической деятельности таких поверхностных представлений, с точки зрения Маркса, вполне достаточно. Более того, ложное сознание участников производства в свою очередь способствует воспроизводству экономических отношений капитализма.

Как известно, Маркс строит свою теоретическую систему путем восхождения от абстрактного к конкретному, последовательно поднимаясь от уровня к уровню. Это совместное восхождение совершают и неразрывно связанные категории «капитал» и «капиталист», а значит, мотивация и содержание сознания последнего. Попробуем проследить за некоторыми этапами этого восхождения.

Первый уровень соответствует четвертой главе первого тома («Превращение денег в капитал»). Здесь впервые на сцене появляется фигура капиталиста – как олицетворенный, одаренный волей и сознанием капитал. Напомним, что капитал на данной ступени анализа представляется еще крайне абстрактно: как неизвестным образом самовозрастающая стоимость. Абстракцией является здесь и понятие «капиталист»: «поскольку растущее присвоение абстрактного богатства является единственным движущим мотивом его операции, постольку – и лишь постольку – он функционирует как капиталист.

Второй уровень абстракции соответствует третьему отделу первого тома «Капитала»; на этом уровне раскрывается тайна производства абсолютной прибавочной стоимости. Капиталист здесь предстает как эксплуататор наемного труда, как классовый индивид, противостоящий другому классовому индивиду – наемному рабочему. На этом уровне объективная функция капитала и субъективная цель капиталиста сводятся к извлечению прибавочной стоимости путем эксплуатации рабочей силы.

Другие грани образа капиталиста исследуются в четвертом отделе, посвященном производству относительной прибавочной стоимости. Здесь функции капиталиста соотносятся с общественным разделением труда и ростом его производительности. Управление рабочей силой и технологическими процессами является при данном способе производства одной из функций капитала, а значит, и капиталиста. На более конкретном уровне находится анализ добавочной (избыточной) прибавочной стоимости. Это один из многих в «Капитале» примеров того, как более конкретная мотивация, приближающаяся к условиям реальной конкуренции, вторгается на более абстрактный уровень анализа.

В целом на уровне первого тома «Капитала» мотивация капиталиста определяется производством прибавочной стоимости. Здесь ярко проявляются функционализм и принципиальный отказ Маркса от интенционального объяснения экономических явлений. Дело в том, что на данном уровне абстракции анализируются только категории «сущностного ряда» (у Маркса к ним относятся категории, фиксирующие чисто трудовую природу стоимости: абстрактный труд, стоимость, прибавочная стоимость, переменный капитал и т.д.). Эти категории, согласно Марксу, недоступны обыденному фетишизированному сознанию агентов производства, которое не может прорваться сквозь скрывающую суть явлений товарно-денежную вуаль. Поэтому сознательно стремиться к росту прибавочной стоимости капиталист не может.

Следующая важная стадия конкретизации образа капиталиста в «Капитале» Маркса относится к третьему тому, где одна за другой вводятся категории «поверхностного» ряда: прибыль, издержки, средняя прибыль, процент, рента. Больше значение имеет отдел о проценте и предпринимательском доходе, где можно выделить абстракции капиталиста-собственника и функционирующего капиталиста.

Различие между ними – это различие между пассивным и активным капиталистом, между более абстрактной мотивацией собственника капитала и более конкретной мотивацией функционирующего капиталиста-управляющего.

Конкретизируется и описание информации, доступной капиталистам. В нее входит, например, представление о величине средней прибыли и компенсациях для отраслей с низким органическим строением капитала.

Однако в целом иерархическая система все более конкретных образов капиталиста так и не доходит до самой поверхности, поскольку специальное учение о конкуренции, ссылки на которое часто встречаются в тексте «Капитала», Марксом так и не было создано. Надо сказать, что сама возможность строгого логического согласования абстрактной теории стоимости и капитала с фактами конкурентного процесса, абстрактной логики капиталиста как классового индивида с поведением предпринимателя, находящегося в конкурентной среде, вызывает большие сомнения.

Модель человека в маржиналистской революции

Начало 70-х гг. XIX в. в истории мировой экономической мысли ознаменовалось так называемой маржиналистской революцией. В этом тезисе есть большая доля условности: основные положения теории предельной полезности были сформулированы Г. Госсеном еще в надолго всеми забытой работе 1844 г., а начало массированного проникновения маржиналистских идей в экономическую литературу следует отнести только к середине 1880-х гг. По-разному протекала маржиналистская революция в различных странах. Но факт остается фактом: публикации в 1871 г. «Теории политической экономии» У. С. Джевонса и «Оснований политической экономии»К. Менгера, а в 1874 г. «Элементов чистой политической экономии» Л. Вальраса действительно заложили новые основы западной экономической теории.

Прежде чем рассмотреть модель человека, лежавшую в основе маржиналистской революции, мы, как и в случае с английской классической школой, исследуем ее корни в философской и экономической литературе прошлого.

Идейные предшественники маржинализма: Иеремия Бентам

Основоположник английского утилитаризма И. Бентам не был, строго говоря, экономистом, хотя и оказал большое влияние на экономистов, входивших в руководимый им кружок «философских радикалов»: Д. Рикардо, Дж. Милля и др., а его экономические произведения занимают три объемистых тома. Имя этого автора, как правило, редко фигурирует в курсах истории экономической мысли, хотя присутствует во всех учебниках истории философии. Но его этика содержит рекомендации по переустройству общества, основанные на своеобразной трактовке человеческой природы, которая сыграла важную роль в маржиналистской революции. Амбиции Бентама в области общественных наук были чрезвычайно обширны: он хотел, подобно Ньютону в физике, отрыть универсальные силы, управляющие всем человеческим поведением, дать способы их измерения и в конечном счете осуществить программу реформ, которые бы сделали человека и общество лучше.

Целью всякого человеческого действия и «предметом каждой мысли любого чувствующего и мыслящего существа» Бентам провозгласил»благосостояние (well-being) в той или иной форме», и, следовательно, единственной универсальной общественной наукой, по его мысли, должна стать эвдемоника – наука или искусство достижения благосостояния.

Благосостояние трактовалось им в последовательно гедонистсом духе: «Природа отдала человечество во власть двум суверенным повелителям: страданию и наслаждению. Они одни указывает нам, что мы должны делать, и определяют, что мы сделаем». Страдания и наслаждения, естественно, не ограничивается сферой чисто экономических интересов: так, любовь (силу которой Бентам сопоставлял с силой пара в физике) вполне способна превзойти денежный интерес. Бентам признает и альтруистические мотивы, но не верил в их искренность и предполагал, что за ними кроются те же эгоистические удовольствия, например от хорошей репутации, которой пользуется альтруист в обществе, и т. д.. В частности, Бентам полагал, что эгоистическая мотивация не проходит через стадию осознания человеком своих целей потому, что человеку неприятно заниматься самокопанием – это обнажает его эгоистические, не одобряемые обществом мотивы.

Прошедший с детства утилитаристское воспитание и позднее в значительной мере преодолевший его влияние Дж. С. Милль отмечал, что узкий бентамовский взгляд на природу человека игнорирует такие мотивы, как стремление к совершенству и одобрению со стороны других людей, чувство чести и собственного достоинства, любовь к прекрасному, любовь к порядку и согласованности всех вещей, стремление к власти, стремление к действию как таковому и противоположное ему стремление к праздности.

Но безусловная оригинальность Бентама в том, что касается модели человека, проявилась в области не мотивации, а когнитивного компонента. Бентам исходил из того, что наслаждения и страдания поддаются количественному измерению и соизмерению: «Кто не станет подсчитывать, когда речь идет о таких важных материях, как страдания и наслаждения? Люди считают, одни менее, другие более точно, но считают все», причем «из всех страстей наиболее подвержена расчетам та... что соответствует мотиву денежного интереса».

Наслаждения и страдания, согласно Бентаму, являются своего рода векторными величинами. Основными компонентами этих векторов он считает: 1) интенсивность, 2) продолжительность, 3) вероятность (если речь идет о будущем), 4) доступность (пространственная), 5) плодотворность (связь данного удовольствия с другими), 6) чистота (отсутствие элементов обратного знака, например, удовольствие, сопряженное со страданием, чистым не является), 7) охват (количество людей, затронутых данным чувством, – здесь проявляется допустимость альтруизма, о которой мы упоминали выше, – для Бентама и других мыслителей Просвещения счастье каждого не было четко отделено от счастья всех). Разумеется, сейчас же возникает проблема, какой единицей следует измерять интенсивность наслаждений и страданий (все другие компоненты имеют естественные единицы измерения). Однозначного ответа Бентам не дает. С одной стороны, у него можно найти высказывания в пользу того, что измерителем может служить минимальное единичное ощущение – в этом можно уловить предвосхищение предельной полезности. С другой стороны, Бентам указывает, что величина удовольствий, покупаемых человеком, пропорциональна уплачиваемым за них деньгам, а это очень напоминает будущий подход Маршалла.

Важнейшими компонентами считаются первые два. Соответственно благосостояние, как предполагает автор, может измеряться следующим образом: берется сумма интенсивностей всех удовольствий за данный период времени, умноженных на их продолжительность, и из нее вычитается общее количество страданий (рассчитанное по аналогичной формуле), испытанных за тот же период. Подсчет этот ведется ля того, чтобы достичь наибольшей величины общественного блага: «максимального счастья для максимального числа людей» формулировка, впервые употребленная Ф. Хатчесоном). Бентам как и Смит) исходит из того, что интересы общества – не более чем сумма интересов граждан. Поэтому, если возникает конфликт интересов разных общественных групп, необходимо решить дело в пользу тех, у кого потенциальное количество благосостояния в случае удовлетворения их интересов будет больше, а если эти количества равны, следует предпочесть более многочисленную группу. В отличие от Смита Бентам не доверяет согласование индивидуальных «стремлений к благосостоянию» рынку и конкуренции. Он считает это прерогативой законодательства, которое должно награждать тех, кто способствует общественному благу, и наказывать тех, кто ему мешает.

Перечислим основные черты концепции человеческой природы Бентама в сопоставлении с концепцией экономического человека его современников – представителей английской классической школы. Во-первых, большая глубина абстракции. Благодаря этому модель Бентама универсальна: она годится не только для экономической сферы, но и для всех остальных областей человеческой деятельности (Бентам считал политэкономию частной отраслью эвдемоники). Модель эта настолько абстрактна, что не делает различия между представителями различных классов.

Во-вторых, в сфере мотивации – это гедонизм, т.е. последовательное сведение всех мотивов человека к достижению удовольствий и избежанию огорчений. Необходимым следствием гедонизма является пассивно-потребительская ориентация – Бентам подчеркивает, что всякая реальность интересует человека лишь тогда, когда ее можно с пользой для себя употребить. Бентамовкий человек нацелен на немедленное потребление (будущие удовольствия входят в рассмотрение с меньшими весами, чем настоящие), а вся сфера производства и капиталовложений, находящаяся в центре внимания Смита и требующая активной деятельности, его интересует очень мало. «Стремление к труду, – пишет Бентам, – не может существовать само по себе, это псевдоним стремления к богатству, сам же труд может вызывать лишь отвращение».

В-третьих, в сфере интеллекта – счетный рационализм. Бентам в принципе исходит из того, что каждый человек в состоянии производить все те арифметические действия, которые нужны для получения максимума счастья, хотя признает, что такого рода подсчет «недоступен прямому наблюдению». Возможность ошибки не исключается, но приписывается либо недостаточной способности людей к арифметике, либо их злой воле (в случае, если человек пристрастно оценивает счастье других людей), либо, наконец, простым предрассудкам. Начисто игнорирует Бентам влияние на принятие решений каких-либо эмоций.

У классиков, напомним, речь идет о способности индивида понимать свой интерес лучше кого-либо другого, т.е. имеется в виду обычная посылка «своя рубашка ближе к телу», без всякой метафизики и математики. К умственным способностям экономического человека не предъявляется никаких особых требований. Те же ситуации, когда люди действуют недостаточно рационально (с точки зрения объективного наблюдателя), классики склонны объяснить не столько их глупостью, сколько влиянием неденежных целей, в том числе и связанных с эмоциями.

Столь большое внимание, которое нам пришлось уделить различию концепций человека у классиков и Бентама, на наш взгляд, заслуженно. Некоторые авторы считают эти концепции сходящимися к единой модели экономического субъекта. Так, У. К. Митчелл в своем глубоком и содержательном курсе лекций о типах экономической теории отмечает, что «Бентам выразил наиболее ясно концепцию человеческой природы, преобладающую среди его современников (а их было два-три поколения). Он помог экономистам понять, о чем они говорят». Современный швейцарский экономист П. Ульрих прибегает к такому сравнению: «Жизненный путь Homo oeconomicus начался поколение спустя после Смита. Он произошел от бракосочетания классической политической экономии с утилитаризмом. Родовспомогателем был Д. Рикардо». Поэтому мы считаем нужным выделить принципиальные различия моделей человека у классиков и у Бентама, которые наиболее ярко проявились позднее, в ходе маржиналистской революции.

Идейные предшественники маржинализма: Герман Генрих Госсен

Теория Бентама, видимо, оказала влияние на немецкого ученого Г. Госсена, который в своей книге «Выведение законов человеческого общения и вытекающие из них правила человеческого введения» (1854 г.) в наибольшей степени предвосхитил основные идеи маржинализма. В отличие от Бентама, не связывавшего напрямую свою утилитаристскую этику с экономической наукой, Госсен вполне осознанно применяет модель человека, максимизирующего полезность, к решению проблемы ценности в экономической теории.

Госсена можно охарактеризовать как наиболее яркого приверженца антропологического обоснования экономического человека, движимого собственным интересом, и «универсалиста», распространяющего принцип максимизации на все человеческое поведение. (В этом смысле Госсена можно назвать предшественником Уикстида, Роббинса и современного экономического империализма). Стремление к максимизации удовольствий Госсен считает целью жизни всех людей без исключения, соответствующей конечном счете Божьей воле. Доказательством последнего является сама сила данного стремления, с которым не могут справиться никакие правила морали. При этом максимизируется сумма удовольствий за всю жизнь. Впрочем, даже аскет, верящий в загробную жизнь и ограничивающий себя в удовольствиях в земной жизни, по сути дела включает в свою целевую функцию наслаждения, которые он получит после смерти. Моралистам, верящим, что бесконтрольный эгоизм может разрушить человеческое общество, экономическая наука, по мнению Госсена, должна противопоставить доказательство того, что эгоизм человеческого рода является законом природы и божественным принципом, обеспечивающим благосостояние всего человечества, Госсен красноречиво раскрывает теологический смысл, скрытый у Смита в понятии «невидимой руки».

После патетических деклараций Госсен переходит к научному анализу человеческих наслаждений и формулирует принципы, которым они подчиняются. Это закон убывания наслаждения по мере его продолжения или повторения, названный позднее Визером первым законом Госсена; вытекающее из него наличие оптимального уровня наслаждения (если бы наслаждение не убывало, а росло, оптимального уровня не существовало бы); равенство «последних атомов» каждого из наслаждений в том случае, если время, которое человек может им посвятить, ограниченно (тезис, названный Лексисом вторым законом Госсена). Интересно, что свои законы Госсен формулирует вначале для «высших наслаждений», используя как пример наслаждение от произведений искусства, и лишь затем распространяет их действие и на «материальные» наслаждения. Это не мешает ему, однако, применить их к решению проблемы экономической ценности. Подключив к закону убывающих наслаждений принцип нарастающих тягот труда и определив ценность блага как разность между первыми и вторыми, Госсен выводит закон убывания ценности каждой следующей единицы блага для индивидуального производителя-потребителя. (Анализ равновесия потребителя на основе равенства предельного наслаждения и предельных тягот труда полностью предвосхищает аналогичный анализ Джевонса). Менее развита у Госсена теория меновой ценности, во многом потому, что он исходил из соизмеримости наслаждений, получаемых от одного и того же блага разными людьми. Но в целом его книга содержит основное ядро и многие математические инструменты теории предельной полезности (за исключением дифференциального исчисления). Заложенная в основу теории Госсена модель максимизатора наслаждений, которую он считал «санкционированной на небесах», полностью соответствует маржиналистской модели человека, к разбору которой мы приступаем.

Рациональный максимизатор – маржиналистский человек

Несмотря на существенные различия в теориях основоположников маржинализма, их подходу к экономическим проблемам были свойственны важные общие черты. Маржиналисты рассматривали анализируемую ими экономическую ситуацию как устойчивое (равновесное ) состояние. Устойчивость этого состояния обусловлена тем, что оно является оптимальным для всех участников, не заинтересованных, следовательно, в его изменении. Носителями оптимальности придерживающиеся принципа методологического индивидуализма маржиналисты считали отдельных индивидов – хозяйственных субъектов. Отсюда вытекает фундаментальное значение, которое в маржиналистской теории имеет принцип максимизации хозяйственным субъектом своей целевой функции – полезности или прибыли.

Центральное место в маржиналистской экономической теории снимала проблема ценности хозяйственных благ, ключ к которой маржиналисты искали не со стороны предложения, через издержки, как это делала классическая школа, а со стороны спроса, через отношение человека к вещи, проявляющееся в области личного потребления и обмена. Таким образом, в основе экономической теории маржиналистов неизбежно должна была лежать та или иная модель рационального, максимизирующего полезность потребителя. При этом важно подчеркнуть, что появление новой модели человека у маржиналистов было зафиксировано в первую очередь их критиками. Лишь Джевонс сформулировал эксплицитную модель человека, опирающуюся на психологические и физиологические основы. Выяснилось, что для этих целей идеально подходит хорошо нам знакомая модель И. Бентама. Однако в концепцию человеческой природы Бентама Джевонс внес некоторые существенные дополнения. Прежде всего он избавился от седьмого компонента удовольствий и страданий – количества охваченных этими чувствами людей. Таким образом из модели Бентама удалялось ее этическое содержание, неуместное в экономической теории со времен Адама Смита. Ради простоты Джевонс исключил из рассмотрения также пятый и шестой компоненты: плодотворность и чистоту.

Целью хозяйственной деятельности для каждого из ее участников у маржиналистов остается получение максимальных наслаждений или наибольшее удовлетворение потребностей. Однако сам характер потребностей конкретизируется в соответствии с законом убывающей предельной полезности (первый закон Госсена).

Этот фундаментальный факт маржиналисты считали очевидным свойством человеческой природы, а Джевонс, отстаивая его, ссылался и на результаты психологических экспериментов. При этом в отличие от универсалиста Госсена Джевонс выводил высшие духовные и моральные чувства за пределы экономической теории, применяя закон насыщения лишь к низшим, материальным потребностям. Такой же позиции придерживался и Вальрас. Максимизацию полезности маржиналистский человек осуществляет не только в рамках удовлетворения данной потребности, но и выбирая между удовлетворением различных потребностей (второй закон Госсена).

Применение законов Госсена и принципа максимизации полезности позволило маржиналистам (Джевонсу и Вальрасу) применить к экономической теории математический аппарат. Поскольку полезная отдача от каждой следующей единицы блага падает, а неприятности, связанные с ее добыванием, возрастают, неизбежно должна наступить точка равновесия, когда дальнейшее приращение благ даст не прирост чистых удовольствий, а их сокращение. Такая ситуация прекрасно может быть описана в терминах оптимизационной задачи.

Равенство цены предельным издержкам при максимизации прибыли и пропорциональность предельных полезностей благ их ценам при максимизации полезности эквивалентны необходимому условию максимизации – равенству нулю первой производной соответствующей целевой функции. Влияние математического инструментария на формулировки теории предельной полезности у Джевонса и особенно у Вальраса очевидно и было признано ими самими. «Моя теория экономики чисто математическая. Экономическая теория должна быть математической, поскольку она имеет дело с количествами». Вальрас пришел к своему понятию «редкость», тождественному тому, что мы называем предельной полезностью, как к математическому решению проблемы взаимозависимости рынков, над которой бился до этого 12 лет.

Таким образом, маржиналистский человек является законным наследником бентамовского гедониста, но в отличие от него вооружен максимизационным арсеналом.

Однако применение к теории ценности дифференциального исчисления требует выполнения некоторых математических условий. Единственность точки равновесия, т.е. единственное значение аргумента, при котором функция полезности достигает максимума, возможна, только если эта функция нелинейна. Кроме того, необходимо, чтобы исследователь принял некоторые дополнительные технические допущения. Во-первых, оцениваемое благо должно быть бесконечно делимым, или, что то же самое, функция полезности должна быть непрерывной, а не дискретной. Во-вторых, эта функция должна быть дифференцируемой, т.е. иметь касательную в каждой точке, и, в-третьих, выпуклой, для того чтобы производная в каждой точке была конечной. Как справедливо отметил Дж. М. Кейнс, теория маржиналистов является здесь «математическим приложением гедонистической арифметики Бентама».

Все три дополнительных условия вводятся для удобства вычисления и сужают круг явлений, объясняемых маржиналистской теорией. А свойство бесконечной делимости настолько не характерно для большинства благ, что Джевонсу и Маршаллу приходится делать оговорку, согласно которой функция полезности и вообще их экономическая теория относятся скорее не к одному субъекту, а к большой их совокупности, например,
к жителям Ливерпуля или Манчестера, хотя для совокупности потребителей субъективные оценки и предпочтения с учетом проблемы их соизмеримости теряют смысл.

Маржиналистский подход предполагает чрезвычайно абстрактный взгляд на экономического субъекта. Углубление абстрактности идет по двум линиям: субъект становится проще с точки фения мотивации (отсекаются все его характеристики, кроме наслаждений и страданий, связанных с определенными благами, в том числе, естественно, классовая и национальная определенность; предполагается стабильность системы индивидуальных предпочтений и ее независимость от внешних воздействий) и рациональнее (он должен быть способен всегда достигать оптимума, иначе его состояние, а значит, и состояние всей экономики, не будет равновесным).

Особенно сильно отразился равновесный подход и соответствующий математический инструментарий на информационных и интеллектуальных характеристиках экономического субъекта.

Предпосылка равновесного, оптимального состояния как результата человеческого выбора подразумевает, что субъект должен располагать точным знанием хотя бы о всех доступных ему альтернативах. В случае же расширения теории до системы общего равновесия (Вальрас) необходима и более обширная информация о состоянии всей экономики в целом, которую Вальрас вводит через предпосылку всеобщего аукциона, где происходит «нащупывание» (tatonnement) правильных пропорций обмена.

Это знание не обязательно должно выражаться в каких-то конкретных числах, характеризующих полезность разных альтернатив. Джевонс подчеркивает, что он «не настаивает на том, что человеческий ум может аккуратно измерять, складывать и вычитать ощущения, чтобы выяснить их точное соотношение».

Единственный способ выяснить, какое ощущение человека больше, а какое меньше, состоит в том, чтобы понаблюдать за его реальным выбором (подход Джевонса предвосхищает здесь теорию выявленных предпочтений Самуэльсона). Тем более не может быть и речи о сравнении ощущений разных людей. Однако так или иначе, сознательно или подсознательно упомянутое знание должно присутствовать.

Статический характер маржиналистского равновесного анализа выражается в том, что в нем, как правило, не рассматриваются процессы, происходящие в реальном времени. Любые изменения описываются с помощью сравнительно-статического анализа. Будущее, его неопределенность, процесс получения информации экономическим субъектом не существуют как реальные феномены. Но для принятия оптимального решения необходим точный прогноз того, чем закончится любой из возможных вариантов поведения. Таким образом, в свойства маржиналистского экономического субъекта попадает и «совершенное предвидение». Из той же «вневременности» вытекает и предпосылка мгновенной реакции на изменения внешних параметров: любое изменение условий равновесия в маржиналистской теории происходит дискретно, как переключение телевизионных программ, без длящегося в реальном времени процесса адаптации.

Очевидно, что в целом изложенная выше имплицитная маржиналистская модель человека является достаточно сильной абстракцией реального человеческого поведения. Однако далеко не все маржиналисты, кроме Вальраса и особенно Парето, осознавали это, прибегая к «антропологическому» обоснованию своих теорий. Вальрас посвятил комплексному анализу человека и его связи с обществом свою последнюю неоконченную работу, в которой доказывается гармоничная взаимозависимость человека как физиологическо-экономического существа, главным свойством которого являются склонность к разделению труда и связанный с ней личный интерес, и человека как психологически-морального существа, главным для которого являются чувство симпатии, эстетическое чувство, разум, понимание, совесть и свобода. Вальрас доказывает, что, только будучи моральной личностью, человек способен к разделению труда, и только будучи способен к разделению труда, он обладает свободной волей, приобретает власть над собой и становится моральной личностью. Что же касается чистой и прикладной экономической теории, то их предмет он ограничивает деятельностью человека как физиолого-экономического существа, достигающего своих удовольствий посредством разделения труда и обмена. Таким образом, Вальрас явно придерживался методологического обоснования экономического человека как необходимой абстракции при исследовании низшей, физиологической составляющей человека.

Австрийская школа

Теория К. Менгера и вытекающие из нее традиции австрийской школы обладают большим своеобразием в рамках маржиналистской теории.

Ее главной характерной особенностью является последовательный монистический субъективизм. Все категории экономической науки австрийцы в отличие от представителей других направлений маржинализма стремятся вывести только из отношения индивида к вещи, его предпочтений, ожиданий, познаний. Как настойчиво, раз за разом подчеркивает К. Менгер, любые блага сами по себе, с точки зрения экономиста, лишены каких-либо объективных свойств, и прежде всего объективной ценности. Ценность придает им лишь соответствующее отношение того или иного субъекта.

Согласно теориям австрийской школы, в определении ценности благ в конечном счете не участвуют факторы, связанные с их предложением и производством. Австрийцы переосмыслили категорию издержек, трактуя их как упущенную пользу, которую производительные блага могли бы принести, если бы были употреблены не так, как на самом деле, а следующим по эффективности способом.

При этом Менгер в отличие от Джевонса не связывает напрямую свою теорию ценности с гедонистическим толкованием природы человека и вообще предпочитает не использовать термины «полезность» и «максимизация полезности». У него речь идет лишь о сравнительной важности потребностей и о наилучшем удовлетворении их «возможно меньшим количеством благ». Менгер, как и Милль, предпочитает методологическое обоснование аксиомы собственного интереса как абстракции («идеального типа»), необходимой для научного познания. (Но в отличие от Милля Менгер не видит разницы между абстракциями естественных и общественных наук).

Пожалуй, впервые в истории экономической мысли Менгер уделил первоочередное внимание когнитивным компонентам модели человека. Он отметил, что для строгой экономической теории аксиомы собственного интереса недостаточно: необходима также предпосылка «всезнания» и «непогрешимости суждения». При этом в действительности экономический субъект не гарантирован от ошибок – он может неверно оценить как свои будущие потребности, так и средства их удовлетворения. Более того, Менгер не только признает их существование, но и в отличие от других маржиналистов использует этот факт в своей теории. Так, ошибочные оценки того или иного блага не отбрасываются рынком, а играют свою роль наравне с более правильными оценками в определении цены блага. Описывая происхождение денег как общественного института, Менгер подчеркивает, что оно явилось следствием непреднамеренных и неосознанных действий экономических субъектов (этот вариант «невидимой руки», создающей целесообразные общественные институты, был позднее взят на вооружение Ф. Хайеком).

В целом степень рациональности, требуемая от хозяйственного субъекта, находится в теориях австрийцев на порядок ниже, чем в моделях Джевонса и Вальраса.

Следующая отличительная черта австрийской школы – последовательный методологический индивидуализм. Все экономические проблемы, в том числе и те, которые мы в настоящее время относим к макроэкономическим, австрийцы рассматривали и решали на микроуровне, на уровне индивида. В полемике с представителями исторической школы Менгер подчеркивал, что народное хозяйство нельзя трактовать как большое индивидуальное хозяйство – это результат функционирования бесчисленных индивидуальных хозяйств. Позднее это привело последователей Менгера (в первую очередь Мизеса) к непризнанию специфических макроэкономических явлений, не сводимых к равнодействующей индивидуальных предпочтений и решений. Строгий методологический индивидуализм проявляется, в частности, и в другой особенности австрийской школы, а именно в том, что австрийцы не употребляют не только математических методов исследования, но даже геометрических иллюстраций своих теоретических положений (как Джевонс и Маршалл). Конечно, это можно объяснить и тем, что основоположники австрийской школы, получившие юридическое образование, просто не владели техникой математического анализа. Однако главная причина совершенно иная. Для того чтобы предположить существование непрерывных функций полезности, спроса, предложения, необходимо либо исходить из бесконечной делимости благ, либо относить соответствующие функции не к индивиду, а к большой группе людей. Первый путь для австрийцев неприемлем ввиду нереалистичности данной предпосылки, а второй означал бы отход от методологического индивидуализма.

Кроме того, математическая версия теории предельной полезности предполагает, что хозяйственный субъект безошибочно находит единственный оптимальный для себя вариант, а это противоречит упомянутым выше положениям австрийцев (прежде всего Менгера) о неопределенности и ошибках. Поэтому игнорирование австрийцами математического анализа позволяет им не только охватить своей теорией более широкий круг явлений, но и остаться в рамках несколько более реалистичной модели человеческого поведения.

Важную роль в австрийской теории занимает фактор времени. Меньше других маржиналистов австрийцы заслужили упрек в чисто статической точке зрения. Их теория обмена описывала не столько параметры равновесного состояния, сколько ведущий к нему рыночный процесс. Они не забывали подчеркивать, что ценностные суждения людей непосредственно зависят от того, на какой период времени они могут рассчитать удовлетворение своих потребностей (период предусмотрительности). Именно фактор времени и связанная с ним неопределенность приводят к ошибкам участников обмена и не дают установиться общему равновесию, присущему вневременной системе Вальраса, где все цены и количества благ определяются одновременно.

В заключение следует сказать, что при всех несомненных различиях линии Менгера и линии Джевонса–Вальраса можно сделать один бесспорный вывод: в работах маржиналистов получила права гражданства новая модель человека – рационального максимизатора благосостояния. На первое место выходит здесь уже не собственный интерес, а экономическая рациональность. Но главным новшеством по сравнению с концепцией экономического человека классической школы здесь является даже не столько изменение характеристик экономического субъекта, сколько изменение места поведенческих предпосылок в экономическом анализе. В теоретических системах Смита и Рикардо концепция экономического человека являлась высказанным или невысказанным общим методологическим принципом исследования, что и зафиксировал Дж. С. Милль. В самом же экономическом анализе рыночного механизма данная предпосылка, по сути дела, активно не использовалась, оставаясь за кадром и не заслуживая самостоятельного изучения.

Совершенно иное положение занимает концепция экономического субъекта в теории предельной полезности. Свойства человека-оптимизатора имеют важнейшее значение в маржиналистской теории ценности, принявшей вид теории потребительского выбора. Концепция экономического субъекта становится здесь рабочей, операциональной, перерастая роль общей методологической предпосылки.

Попытка синтеза – Альфред Маршалл и кембриджская школа

Значительное усиление абстрактности экономического анализа в заботах маржиналистов, и в частности использование ими далекой от жизни модели рационального максимизатора, разумеется, не могло не вызвать протест представителей более конкретного набавления экономических исследований. Наиболее известен здесь тор о методе между главой немецкой исторической школы Г. Шмоллером и основателем австрийской школы предельной полезности К. Менгером, в котором стороны отстаивали соответственно превосходство индукции или дедукции в экономическом анализе.

Возражения вызывало и полемически заостренное отрицание Джевонсом и Менгером роли объективных факторов (издержек) в формировании ценности благ.

Маржиналистская революция нуждалась в закреплении завоеванных ею позиций, систематизации достижений и усвоении некоторых традиций конкурирующих парадигм.

Экономистом, который предпринял попытку синтезировать основные достижения классической школы, маржиналистов и исторической школы, стал основоположник неоклассического управления в экономической теории А. Маршалл.

Маршалл посвятил методологическим вопросам всю первую книгу, а также Приложения С и D своих «Принципов экономической науки». Поэтому применительно к Маршаллу исследователю предоставляется возможность сопоставить имплицитную и эксплицитную методологию экономического анализа.

Отвечая на притязания О. Конта, призывавшего к созданию единой социальной науки, Маршалл отмечал, что пороки узкой специализации не означают, что специализации не должно быть вовсе. Но при этом он энергично подчеркивал, что специализированная экономическая наука не только изучает богатство, но и «образует часть исследования человека». Маршалл делает установку не на абстрактную дедуктивную теорию, как Милль или первые маржиналисты, а на сочетание дедукции и индукции, теории и описания. Это стремление не могло не отразиться на маршалловской концепции экономического субъекта. Не только Маршалл, но и другие представители кембриджской школы (Г. Сиджуик, Дж. Н. Кейнс – отец Дж. М. Кейнса, А. Пигу) придерживались антропологического обоснования экономического человека, пытаясь доказать, что в экономической теории человек в общих чертах «ведет себя» так же, как и в жизни. Как известно, предметом политической экономии Маршалл считал «нормальную жизнедеятельность человеческого общества». И действительно, книга Маршалла наполнена меткими наблюдениями над особенностями реального «поверхностного» человеческого поведения, свойственными скорее трудам Смита или исторической школы, чем маржиналистов.

В области мотивации экономического поведения здесь можно отметить ограничение эгоизма: экономический человек, по словам Маршалла, не только «подвергает себя лишениям в бескорыстном стремлении обеспечить будущее своей семьи», ему свойственны и другие «альтруистические мотивы деятельности», которые настолько «распространены среди всех классов, что их наличие можно счесть общим правилом». Следовательно, «нравственные мотивы также входят в состав тех сил, какие экономист должен учитывать» – вывод, под которым подписались бы все представители исторической школы.

Описывая многообразие человеческих мотивов и потребностей, Маршалл называет в их числе стремление к разнообразию, жажду привлечь к себе внимание», потребности, удовлетворяемые той или иной деятельностью (спортом, путешествиями, научным и художественным творчеством, стремлением к признанию и совершенству). Однако в то же время он делает вывод, что экономическая теория должна главным образом заниматься мотивами, «которые наиболее сильно и устойчиво воздействуют на поведение человека в хозяйственной сфере его жизни». «Самым устойчивым стимулом к ведению хозяйственной деятельности служит желание получить за нее плату... Она может быть затем израсходована на эгоистичные или альтруистические, благородные или низменные цели, и здесь находит свое проявление многосторонность человеческой натуры. Однако побудительным мотивом выступает определенное количество денег». Деньгам у Маршалла принадлежит и роль реального измерителя интенсивности потребностей.

Таким образом, в отличие от других маржиналистов Маршалл предпочитает, чтобы экономическая теория имела дело не с первичными человеческими потребностями, а с их денежным выражением. Однако в своей книге он уделяет большое место описанию исторического, эволюционирующего характера потребностей человека и отмечает решающее влияние производства на развитие потребностей: «Каждый новый шаг вперед следует считать результатом того, что развитие новых видов деятельности порождает новые потребности, а не того, что новые потребности вызывают к жизни новые виды деятельности». В связи с этим Маршалл полемизирует с выводом Джевонса о том, что потребление составляет научную основу экономической науки.

Принимая в целом освященное традицией сведение труда к тягостным усилиям, необходимым для получения будущих удовольствий, Маршалл не может удержаться от такого примечания: «Когда человек здоров, его работа, даже выполняемая по найму, доставляет ему больше удовольствия, чем муки». (Правда, и у Джевонса кривая предельной полезности труда в самом начале идет вверх и лишь потом становится монотонно убывающей и принимает отрицательные значения). По поводу трудовой мотивации Маршалл отмечает, в частности, что «для полной отдачи в труде нужны три жизненно необходимые вещи: надежда, свобода и изменения».

Трактовка Маршаллом мотивов хозяйственной деятельности распространяется и на когнитивные аспекты человеческого поведения. Принцип непрерывности (natura nоn facit saltum) проявляется здесь в том, что «существует постепенный переход от действий "финансового дельца", основанных на обдуманных, дальновидных расчетах и осуществляемых решительно и искусно, к действиям заурядных людей, не обладающих ни способностью, ни волей к практичному ведению своих дел». Маршалл напоминает, что «в обыденной жизни люди заблаговременно не высчитывают результаты каждого своего действия», и, следовательно, так должна их трактовать и экономическая наука. Чрезвычайно большую роль Маршалл отводит здесь привычке: «Действие диктуется преимущественно привычкой, особенно когда дело касается экономического поведения». В Приложении А к «Принципам» Маршалл развертывает перед читателем историческую панораму возникновения современной промышленности и предпринимательства, показывая ее именно через развитие человеческих качеств: независимости, веры в свои силы, способности к быстрым и продуманным решениям, к прогнозированию будущего.

Число примеров можно без труда умножить – автор действительно стремится отразить в своей работе «человека из плоти и крови». Но этот «реализм» сочетается с постепенно выстраиваемым автором зданием маржиналистских законов, для формулировки которых, как было сказано выше, необходима модель рационального максимизатора, соизмеряющего стремление к удовольствиям, от которого зависит размер спроса, и необходимые для их достижения тяготы (они регулируют размер предложения). Равенство по силе этих двух мотивов (достижения удовольствий и избежания тягот) определяет ключевую для маршаллианской теории ситуацию частичного равновесия, равновесия на микроуровне.

Правда, следует отметить, что Маршалл-психолог и Маршалл-практик часто брали верх над Маршаллом-теоретиком: в книге не слишком активно используются закон убывающей полезности и другие поведенческие гипотезы маржиналистской теории, за исключением главы о потребительском излишке (книга III, глава VI), где Маршалл приходил на основе маржиналистской модели к важным практическим выводам.

Для того чтобы разрешить противоречие между эмпирией и теорией, Маршалл вводит специальное понятие «нормальная деятельность», которая, с одной стороны, существует реально, а с другой – достаточно рациональна и устойчива, чтобы послужить основой для выведения экономических закономерностей. «Нормальное действие» в определении Маршалла – это «ожидаемый при определенных условиях образ действий членов какой-либо профессиональной группы». Подобное тавтологическое по характеру определение означает по сути лишь то, что нормальное поведение тождественно закономерному. Это признает и сам автор, но дать содержательное определение нормального действия ему не удается. При этом он отметает как излишне абстрактную точку зрения, согласно которой «только те экономические результаты являются нормальными, какие порождены неограниченным функционированием свободной конкуренции».Такова была, напомним, точка зрения Дж. С. Милля. ошибочно, как отмечает Маршалл, и толкование нормальной деятельности как нравственно правильной (историческая школа).

Маршалл неоднократно подчеркивает относительность понятия нормального действия: «Нормальная готовность к сбережениям, нормальная готовность приложить определенные усилия в целях получения известного денежного вознаграждения, или нормальное стремление находить наилучшие рынки для купли и продажи, или подыскать наиболее выгодное занятие для себя и своих детей – все эти выражения должны по-разному применяться к людям, принадлежащим к различным классам, а также в различных местах и в различные времена». Строго говоря, «не существует четко проведенной границы, отделяющей нормальное поведение от поведения, которое пока приходится рассматривать как ненормальное». Наряду с этим Маршалл указывает на экономические сферы, в которых нормальная, предсказуемая деятельность отсутствует, а значит, и не действует теория частичного равновесия. В качестве такой сферы Маршалл называет процессы монополизации и операции на финансовых рынках.

Однако в других местах книги Маршалла можно встретить высказывания о нормальных действиях людей в более узком смысле слова, которые вполне согласуются с экономической рациональностью: «Между тем жизненная сфера, которая особенно интересует экономическую науку, – это та, где поведение человека обдуманно, где он чаще всего высчитывает выгоды и невыгоды какого-либо конкретного действия, прежде чем к нему приступить». Кроме того, экономическая теория, по Маршаллу, занимается привычными, традиционными действиями лишь постольку, поскольку «привычки и обычаи почти наверняка возникли в процессе тщательного выявления выгод и невыгод различных образов действий».По мнению автора, в сфере хозяйственных отношений современного капитализма все иные привычки быстро отмирают. (Впоследствии это обоснование максимизации прибыли посредством ссылки на естественный отбор получило название тезиса Алчиана).

Таким образом, выгоняя рационального экономического человека в дверь, Маршалл был вынужден впустить его через окно в виде обдуманных действий и рациональных привычек, иначе его теоретические выводы теряют свое антропологическое основание. Однако двойственность модели человека у Маршалла остается непреодоленной. Его имплицитная модель человеческой природы при формулировании экономических законов в основных чертах совпадает с маржиналистской моделью. В то же время эксплицитная модель человека, заявленная Маршаллом в начале своей книги и обоснованная антропологически, соответствует, скорее, модели классической школы и его собственных описательных глав, чем маржиналистской модели.

В целом концепция экономического субъекта у Маршалла представляет собой наиболее фундаментальную в истории экономической науки попытку соединить реалистическое описание хозяйственного поведения с абстрактными законами, полученными с помощью упрощенной рационально-максимизационной модели человека. Однако органического синтеза все же не получилось – линия законов и линия фактов почти не пересекаются, – и сама его возможность весьма проблематична.

Примерно ту же синтезирующую и подытоживающую роль, которую сыграл в экономической теории Альфред Маршалл, исполнил в области эксплицитной экономической методологии Джон Невилл Кейнс. Основное внимание этот автор уделяет сопоставлению методологии исследования английской классической, немецкой исторической и маржиналистской школ. С одной стороны, Дж. Н. Кейнс порицает методологическое обоснование экономического человека Дж. С. Миллем, с другой – выступает против экстремизма исторической школы, отвергающей всякую абстракцию вообще. Как и другие представители кембриджской школы, Кейнс-старший твердо стоит на почве антропологического обоснования экономического человека: «Стремление к богатству оказывает на массы людей более постоянное и неизмеримо более сильное воздействие, чем любая другая непосредственная цель». Жизненный опыт подсказывает нам, что концепция экономического человека «приблизительно верно отражает типичное поведение реальных людей в их экономических отношениях». При этом мотивами стремления к богатству могут быть самые разные, в том числе и альтруистические, чувства. Политическая экономия, по мнению Дж. Н. Кейнса, должна предоставить их изучение психологии, а для нее важен только результат подобных мотивов – предпосылка максимизации богатства. В этой связи Кейнс критикует Джевонса за излишнюю опору на психологию. Легко заметить, что позиция Кейнса полностью соответствует высказанной и невысказанной методологии Маршалла.

Универсалисты: Филипп Генри Уикстид, Лайонел Роббинс и Людвиг фон Мизес

Универсалистская линия – распространение экономической модели человека на всю человеческую деятельность, идущая от Госсена и австрийской школы, была продолжена в Англии лондонскими экономистами Ф. Г. Уикстидом и Л. Роббинсом. В отличие от кембриджской школы эти экономисты не шли на компромисс с классической политэкономией и перестраивали все здание экономической теории на последовательно субъективистских основаниях. В первую очередь это относилось к трактовке издержек. У Маршалла издержки производства (денежные и реальные) независимы от полезности. У Уикстида, как и у австрийцев, издержки представляют собой полезность упущенных возможностей.

Что касается проблемы экономического человека, то, по мнению Уикстида, нельзя логически отделить рыночную деятельность человека от других форм рационального действия. Следовательно, предметом экономической науки является не определенный вид поведения (как предполагалось «материальным» определением экономической науки), а определенный аспект любого человеческого действия или даже определенный способ мышления. Уикстид настаивает, что политическая экономия не предполагает человека, движимого немногими простыми мотивами, а исследует его таким, каков он есть, но в его действительном поведении выделяет аспект распределения собственных ограниченных ресурсов. Ограниченность же ресурсов носит универсальный характер, потому что ограничено время, которым человек может распоряжаться (момент, который ранее подчеркивал Госсен). Поэтому вся человеческая деятельность относится к предмету экономической науки.

В области мотивации Уикстид утверждал, что цели экономического человека вовсе не обязаны сводиться к стремлению к богатству и к собственному интересу. Во-первых, богатство как таковое – это лишь средство для достижения самых различных целей. Во-вторых, человек всегда выбирает между богатством и отдыхом, свободным временем, он может стремиться к славе, знаниям и т.д. В-третьих, эгоистический интерес тоже не обязателен. Экономическая наука исследует средства достижения любых целей. Для экономического отношения характерно лишь то, что каждая сторона преследует свой собственный интерес, а не интерес другой стороны данной сделки. (Принцип, названный Уикстидом нон-туизмом от латинских слов nоn – нет и tu – ты). Причина в том, что незнакомому нам партнеру по сделке безразличны наши цели, каковы бы они ни были, мы, естественно, также игнорируем его цели. Таким образом, экономический человек обязан преследовать свой собственный интерес только в одном случае – в отношениях со своим контрагентом. Так Уикстид уточнил восходящую к Смиту предпосылку собственного интереса, избавив при этом экономическую науку от обвинений в том, что она изучает лишь эгоистов. Уикстид отстаивал принцип нон-туизма потому, что иначе исход любой сделки (цена) был бы принципиально неопределенным. При этом он не учитывал, что изолированная сделка всегда имеет неопределенный исход, даже если обе стороны не учитывают интересов друг друга. Если же сделка ведется на конкурентном рынке, то даже продавец, делающий покупателю скидку по дружбе, не оказывает этим никакого влияния на рыночную цену.

Маржиналистские законы, которым подчиняется, согласно Уикстиду, любая человеческая деятельность, могут осознаваться людьми, а могут осуществляться «слепо или импульсивно». По его мнению, от экономического человека не требуется сознательной рациональности – она может проявляться и в неосознанных действиях. Эти автоматические действия, как пишет Уикстид, далеко не безупречны, но сознательному осмыслению и пересмотру они подвергаются только в случае изменения условий, иначе затраты мыслительной энергии не оправданы. (Идея, которая позднее легла в основу теории поиска информации Дж. Стиглера и концепции ограниченной рациональности Саймона).

Эксплицитная методология Уикстида могла дать маржиналистской теории хороший иммунитет от критики институционалистов, подчеркивавших искусственность и нереалистичность экономического человека. Однако эту возможность заметил и реализовал только Л. Роббинс. Уикстидовский принцип нон-туизма Роббинс переформулирует следующим образом: «...мое отношение к другому участнику сделки не входит в мою иерархию целей. Я рассматриваю его только как средство». Однако современные критики экономической теории с гуманистических позиций поймали Роббинса на слове и возразили, что относиться к другому человеку как к средству и есть самый настоящий эгоизм, так что оправдать экономического человека с моральных позиций ему здесь не удалось. Это легко можно было бы сделать с методологической точки зрения, трактуя модель экономического человека как полезную абстракцию (см. выше о Дж. С. Милле). Роббинс, как и Уикстид, на словах ее отвергал, однако сам фактически прибегал к методологическим аргументам. Так, подчеркивая, что экономисты не считают денежный выигрыш единственным и даже самым главным фактором при оценке различных вариантов выбора, Роббинс пишет, что, если в равновесной ситуации меняется только один денежный стимул, это может привести к изменению точки равновесия, что заслуживает внимания экономистов. Но сказанное как раз и означает, что применена предпосылка ceteris paribus, а значит, экономисты фактически абстрагировались от других факторов, кроме денежных. По сути это эквивалентно миллевскому абстрагированию от других человеческих мотивов, кроме стремления к богатству.

Роббинс упоминает и о таком свойстве экономического человека, как внимание . При очень малом изменении параметров (например, при изменении цены товара на один-два пенса), пишет он, человек может просто не заметить и не прореагировать на него. Изменение величины спроса произойдет, когда изменение цены достигнет некоего воспринимаемого минимума. Это означает, что кривая спроса не может быть непрерывной – тезис, выдвинутый ранее идейным предшественником Роббинса К. Менгером.

Универсалистского подхода к экономической науке придерживался и главный методолог новой австрийской школы Л. Мизес, считавший экономическую теорию частным случаем науки о человеческом поведении (праксеологии). Предметом экономической науки являлась для нового поколения австрийской школы не хозяйственная деятельность в традиционном смысле слова, а целенаправленная деятельность человеческого ума: эмпирические исследования, логические размышления, реакция на неожиданные результаты, ожидания, догадки, планы и т.д. Так как внешний наблюдатель не знает цели, движущей поведением наблюдаемого субъекта, наука может не предсказывать, а лишь задним числом объяснять и понимать его выбор. Основой такого понимания может быть принцип рационального поведения, в истинности которого мы можем быть априорно убеждены путем интроспекции. Таким образом, Мизес избрал методологическое обоснование экономического человека, полагая, что о научном исследовании поведения можно говорить только в том случае, если речь идет о рациональном целенаправленном поведении. Происхождение же мотивов сознательного поведения человека – это дело психологии, а не экономической или какой-либо иной общественной науки. В этом аспекте неоавстрийцы ничем не отличаются от неоклассиков. В праксеологии Мизеса экономическое действие, рациональное действие и любое человеческое действие становятся синонимами.

Ограничивающие применение экономической науки неоклассики кембриджской школы и безгранично его расширяющие универсалисты типа Уикстида, Роббинса и представителей австрийской школы являют собой два методологических направления, объединившихся, но все же не до конца растворившихся в основном течении экономической науки. Первые из них трактуют экономическую теорию как эмпирическую науку, способную при изменении параметров давать предсказания человеческого поведения в ограниченной области, где действуют денежные интересы. Вторых можно разделить на две подгруппы. Первая подгруппа – «методологисты» (например, Мизес), они понимают экономическую науку как всеобщую теорию рационального выбора, способную задним числом объяснить любое человеческое поведение, но не прогнозировать его. Вторая подгруппа – «антропологисты» (например, Уикстид), которые выступают против любых априорных абстракций, потому что им кажется, что это ограничивает позитивную роль экономической науки, ее практическую применимость и делает ее логической игрушкой. Они считают, что исследуемый экономической наукой реальный аспект человеческой деятельности носит универсальный характер. Именно такой подход к модели экономического человека укрепился в современной экономической теории.

В последние десятилетия универсалистская антропологическая версия экономического человека приобрела новую популярность в связи с успехами экономического империализма. Как писал один из виднейших американских экономистов Джордж Стиглер, «человек максимизирует полезность постоянно: у себя дома, на работе (будь то в частном или государственном секторе), в церкви, в научной работе, – короче говоря, всюду. Он может ошибаться и часто ошибается: возможно, для него слишком трудны вычисления, но чаще дело в недостатке информации. Он учится исправлять свои ошибки, часто дорогой ценой».

Существуют границы, за которыми применение абстракции экономического человека перестает быть полезным. Трудность моделирования неэкономических мотивов не означает, что мы можем полностью игнорировать их существование.

Депсихологизация экономического человека

Маржиналистская революция свела важнейшую экономическую проблему – проблему ценности – к психологии потребительского выбора. Это, казалось бы, открывало дорогу для непосредственного применения психологических методов в экономической теории.

Однако экономическая теория в ее маржиналистском варианте была готова воспринять отнюдь не любую психологию, а психологию строго определенного вида. Целью маржиналистов было не желание точнее отразить реальные мотивы покупателя и продавца, а стремление создать строгую, логически непротиворечивую теорию равновесного гармоничного обмена. Выбор психологических оснований для теории предельной полезности был в значительной мере предопределен общей мировоззренческой установкой самой теории. Подходящая гедонистически-рационалистическая модель человека нашлась, как мы помним, в трудах Бентама, который в свою очередь опирался на ассоциативную психологию XVI-XVIII вв.

С другой стороны, современная маржиналистам психология далеко отошла от представлений о человеке как о пассивном существе, управляемом внешними воздействиями через ощущения, преследующем единственную цель – получение наслаждений и рассчитывающем при этом каждый свой шаг. Напротив, новая психология подчеркивала изначальную активность личности, действие врожденных инстинктов (никак не сводимых к погоне за наслаждениями), влияние физиологических и биологических факторов. Психология «рационального гедониста» представлялась в этом контексте безнадежно устаревшей.

Й. Шумпетер определяет основные постулаты этой психологии, у истоков которой стояли Гоббс, Локк и Юм, следующим образом:

а) все знания человека почерпнуты им из собственного жизненного опыта;
б) этот опыт можно приравнять совокупности впечатлений, которые человек получает через органы чувств;
в) до приобретения такого опыта человеческий разум абсолютно пуст, он не обладает собственной активностью и не содержит никаких априорных гносеологических категорий (как пространство и время у Канта);
г) впечатления – конечные элементы, из которых слагаются посредством случайных соединений («ассоциаций») все психологические феномены, включая память, внимание, логику, эмоции и аффекты.

В то же время эксперименты новых психологов, посвященные прежде всего исследованию наиболее примитивных форм поведения (поведение животных, маленьких детей, душевнобольных проще, и поэтому его легче исследовать, чем поведение нормального взрослого человека), не могли вызвать энтузиазма у экономистов, не говоря уже о том, что результаты этих экспериментов не поддавались формализации. Единственным исключением является так называемый закон Вебера–Фехнера, согласно которому интенсивность ощущения пропорциональна логарифму интенсивности раздражения. С помощью этого закона, который был известен Джевонсу, можно в принципе доказать первый закон Госсена – убывание предельной полезности. Однако сам закон Вебера–Фехнера вовсе не был строго доказан, поскольку интенсивность ощущения нельзя было измерить с той же степенью точности, как интенсивность раздражения.

Однако критика психологами гедонистических свойств маржиналистского человека все же имела свои последствия. Реакция экономистов на вскрытые психологические несовершенства маржиналистской теории имела три основных варианта.

Первый подход сводился к косметическому ремонту психологических предпосылок маржиналистской теории без сколько-нибудь значительного пересмотра самой теории. Менялась лишь психологическая стартовая площадка, а далее аргументация быстро выходила на привычную маржиналистскую траекторию. Одним из первых представителей такого подхода следует считать американского экономиста Ф. Феттера, который называл себя «основателем американской психологической школы». В согласии с новейшей психологией (У. Джеймс) Феттер настаивал на том, что субъективное определение меновой ценности происходит не путем кропотливого подсчета полезности, а импульсивным актом выбора, совершаемым на основании смутного, до конца не осознанного предпочтения. Предпочтение и выбор, по Феттеру, являются результирующей многих факторов, не только внешних (свойства предмета), но и внутренних (свойства самого человека).

Грубо говоря, выбор диктуется инстинктом или привычкой. Ценность же товара, по Феттеру, выводится из самого акта выбора и определяется задним числом, а не предшествует выбору, как в теории предельной полезности.

Таким образом, человек у Феттера активен, его действия нельзя полностью объяснить рациональным расчетом и влиянием внешних раздражителей. Модель человека Феттера явно не совпадает с маржиналистской. Однако такая «революционная» переделка психологических основ теории не вызвала, как выясняется, никаких существенных изменений в теории ценности, цен, заработной платы и т.д.

Дело в том, что косметический ремонт Феттера, по сути дела, ограничился эксплицитной методологией и оставил его рабочую модель человека незыблемой. Он сформулировал цель человека как «получение наибольшего психологического дохода», определив последний как «желаемые результаты в области чувств, произведенные ценными объектами», т.е. максимизация «психологического дохода» ничем не отличается от максимизации полезности.

Поскольку имплицитная модель человека не испытала в теории Феттера никаких существенных перемен по сравнению с маржиналистской, казалось бы, диаметрально противоположные исходные поведенческие посылки оказались совместимыми с одной и той же по сути экономической теорией.

Второй вариант заключался в последовательной критике маржиналистской и неоклассической моделей человека и попытках сформулировать новую социально-экономическую теорию, согласующуюся с выводами новой психологии.

Виднейшим представителем этого направления был основоположник американского институционализма Т. Веблен. Из экономистов своего времени Веблен был, несомненно, лучше всех знаком с современной психологией и прежде всего с трудами У. Джеймса и У. Мак-Дугалла, а также с эволюционной теорией Ч. Дарвина. В его концепции человеческая природа определяется психическим складом (инстинкты) и культурно обусловленным характером (институты).

Инстинкты определяют цели, а институты – средства их достижения. Говоря об инстинктах, Веблен вовсе не имел в виду биологические, неосознанные аспекты человеческой деятельности. К инстинктам Веблен скорее относит цели осознанного человеческого поведения, формирующиеся в определенном культурном контексте и передающиеся из поколения в поколение. «Цивилизованные народы Запада», с точки зрения Веблена, подвержены влиянию следующих основных «инстинктивных склонностей» (правда, в других произведениях Веблен иногда модифицирует этот перечень): 1) инстинкта мастерства, 2) праздного любопытства, 3) родительского инстинкта, 4) склонности к приобретательству, 5) «набора эгоистических склонностей» (сюда входит склонность к соперничеству и агрессии, желание прославиться) и, наконец, 6) инстинкта привычки.

Эти инстинкты не существуют изолированно, они образуют коалиции, подчиняют себе друг друга. Так, например, большую силу представляют собой родительский инстинкт, праздное любопытство и инстинкт мастерства, когда они «заручаются поддержкой привычки», т. е., говоря проще, входят в привычку у людей. Тогда праздное любопытство поставляет информацию и знания, служащие целям, которые ставят перед людьми инстинкт мастерства и родительский инстинкт. Веблен полагал, что главным мотивом индивидуального экономического поведения является стремление к повышению социального статуса. Это стремление побуждает человека проявляться творчески и ведет к техническому прогрессу. Такой «поиск эффективных жизненных средств», ведущий к «росту технологического мастерства», Веблен называл «промышленным поведением» и явно одобрял в отличие от так называемого денежного соперничества, которое имеет место тогда, когда добродетельный союз мастерства, любопытства и привычки попадает под власть эгоистических, приобретательских инстинктов.

Выбор средств для достижения поставленных целей еще более культурно обусловлен, чем сами цели. Здесь Веблен пользуется понятием институтов, унаследованным от новой исторической школы. Но если Шмоллер понимал под институтами моральные и правовые рамки, в которых протекает экономическая деятельность, Веблен употреблял этот термин (социально-экономические институты), говоря об отобранных в эволюционном процессе «привычных способах осуществления процесса общественной жизни в ее связи с материальным окружением, в котором живет общество».

Отношение Веблена к институтам скорее негативно, чем одобрительно. Они сковывают творческую инновационную человеческую деятельность, воплощенную в техническом прогрессе и росте производства, подчас существуют, несмотря на то что они противоречат «врожденному здравому смыслу».

Однако собственные позитивные разработки Веблена и последующих институционалистов рассматривались ортодоксальным большинством экономистов как внесистемные, растворяющие экономическую теорию в «культурной антропологии, социальной философии и социологии» и поэтому были обречены на пребывание на периферии экономической науки.

Наконец третий путь, который и избрало в итоге основное течение экономической науки, состоял в том, чтобы вытеснить не только гедонистическую, но и вообще всякую психологию за пределы экономической науки. Проблема заключалась в том, чтобы превратить модель максимизирующего человека из модели, непосредственно объясняющей реальность, во вспомогательное, эвристическое средство анализа рыночных процессов. Это «объективистское» направление в свою очередь имело несколько вариантов. Такие экономисты, как И. Фишер и Г. Дэвенсорт, просто решили изгнать проблему ценности за пределы экономической науки и ограничиться рассмотрением цен, кривых спроса и предложения. Другие, как В. Парето, продолжали оперировать понятиями ценности и полезности, но отвергали возможность установить единственную «причину» ценности и изменить ее абсолютную величину.

И те и другие явно находились под впечатлением позитивисткой «смены вех» в гносеологии и методологии естественных наук, де анализ в категориях причины–следствия или сущности–явления уступал место исследованию функциональных взаимосвязей.

Главным новшеством объективистов явился переход к ординалистской версии теории предельной полезности, а главным техническим приемом – построение кривых безразличия, которые, о крайней мере на первый взгляд, никак не связаны с той или ной концепцией человеческой природы.

В теории Хикса основные положения маржинализма, частично выводимые ранее из гедонистической природы человека, были представлены в виде аксиоматически заданных свойств кривых безразличия: гладкости, непрерывности, выпуклости. Хикс не стал опровергать гедонистическую концепцию человека, он просто утверждал, что теорию цены можно сформулировать без ее участия. Модель человека Хикса – это модель действия (выбора), не включающая предшествующие ему мотивы и размышления. Переход от количественной к порядковой полезности, от объяснения причины выбора к регистрации факта выбора позволил снять с повестки дня вопрос о содержании максимизируемой экономическим человеком функции (полезность, деньги, богатство или что-либо другое). При этом Хикс смог отказаться даже от принципа убывающей предельной полезности – первого закона Госсена. Если между различными вариантами существует только порядковая иерархия и нет количественной соизмеримости, то предельную полезность вычислить невозможно. Индивиду, таким образом, «разрешено» иметь не только убывающую, но даже и возрастающую функцию полезности при условии, что она распространяется на все блага. Такое переформулирование основ маржинализма, перевод их на «объективный» язык помогло маржиналистской теории избавиться от упреков в гедонизме и занять лидирующие позиции в западной экономической науке.

Продолжателем традиции Парето–Хикса был создатель теории выявленных предпочтений П. Самуэльсон. Потребитель у Самуэльсона не обязан максимизировать полезность с помощью рациональных вычислений. Он просто делает последовательный непротиворечивый выбор, предпочитая один вариант другому. Но Самуэльсон доказал, что соблюдение условий непротиворечивости выбора эквивалентно максимизации некоторой функции. При этом не имеет значения, что именно максимизируется: деньги, богатство, полезность (своя или чужая).

Важно то, что акт предпочтения, выбора можно (в принципе) наблюдать в отличие от метафизической полезности, и, таким образом, данная теория претендует на то, чтобы удовлетворить строгим критериям научности, предъявляемым логическим позитивизмом.

Таким образом, получивший наибольшее распространение способ преодоления гедонизма в экономической теории заключался в переходе от причинно-следственного анализа сущности цен – ценности к функциональному анализу самих цен; в полном отказе от понятия полезности (уже у Хикса вместо нее фигурирует нейтральная норма замещения) или замене ее количественной трактовки на порядковую; в депсихологизации модели человека в экономической теории. Психология уступила место логике. Сфера мотивации исчезает из предмета экономической науки и передается в ведение психологии. Сохраняются лишь правила рационального выбора, которые не вызывают такого протеста, как гедонистическая максимизация полезности.

Однако дальнейшее развитие экономической науки показало, что победу ординалистского направления в ней нельзя считать окончательной и безоговорочной. В рамках теории ожидаемой полезности Дж. фон Нейману и О. Моргенштерну удалось предложить эмпирическую процедуру определения количественной (кардинальной) полезности в ситуациях риска. Позднее другие авторы подвергли критике сугубо формальный критерий рациональности как логической последовательности (совместности) предпочтений и предложили дополнить его критерием рациональности самих предпочтений и описанием далеко не однозначных отношений между действительными целями индивида и выборами, которые он делает. В развитие этой идеи было предложено восстановить содержательный (гедонистический) критерий экономической рациональности поведения (что не означает восстановления в правах самой гедонистической психологии).

Макроэкономический человек в теории Кейнса

Особо следует рассмотреть модель человеческого поведения, которая легла в основу кейнсианской революции в макроэкономической теории. Строго говоря, сами термины «микроэкономика» и «макроэкономика» обязаны своим появлением кейнсианской революции. До Дж. Кейнса не существовало отдельных микро- и макроэкономической теорий, имевших отдельные методы исследования. Для того чтобы анализировать проблемы экономического роста, безработицы, денежного обращения и др., которые мы сегодня относим к макроэкономическим, представители классической школы использовали концепцию репрезентативного индивида, т.е. ту же самую модель экономического человека, что и при рассмотрении цен, распределения доходов и других микроэкономических проблем. Маржиналистская революция выдвинула на передний план микроэкономическую проблематику: теорию ценности, цены, распределения доходов, капитала. Микроэкономическая по сути теория общего равновесия, исследующая вопрос о возможности, стабильности, параметрах оптимального состояния всеобщей гармонии в экономике, в какой-то мере потеснила реальное рассмотрение макроэкономических проблем. Нельзя сказать, что экономисты с 1870-х по 1930-е гг. вовсе не занимались макроэкономическими вопросами. Существовала достаточно неупорядоченная совокупность макроэкономических концепций, состоявшая из закона рынков Сэя, количественной теории денег и отдельных теорий цикла (интересно, что в теориях цикла, в том числе принадлежащих и корифеям маржинализма У. С. Джевонсу и В. Парето, модель человека значительно отличалась от микроэкономической меньшей степенью рациональности, наличием ошибок и иллюзий; наконец, многие макроэкономические вопросы были поставлены в работах А. Пигу. Однако в целом приходится согласиться с тезисом, что «почти никто из экономистов после 1870 г. не занимался тем комплексом макроэкономических проблем, которые составляли сферу интересов Кейнса». Объективную ситуацию, в которой произошла кейнсианская революция, создала Великая депрессия 1929–1933 гг.: проблемы массовой безработицы и экономического спада настолько обострились, что рассматривать их в рамках предпосылок макроэкономического равновесия, равенства совокупного спроса совокупному предложению и полного использования производственных ресурсов казалось невозможным. От экономистов потребовался переход на более конкретный, динамический уровень анализа, допускающий существование неравновесных явлений на макроуровне.

Естественно, такого рода анализ должен был отойти от модели безупречного «рационального максимизатора», обладающего совершенным предвидением и полной информацией.

С другой стороны, в рамках макроэкономической теории предположение о том, что закон больших чисел сглаживает индивидуальные различия между хозяйственными субъектами, более уместно, чем в микроэкономике.

Таким образом, модель человека для макроэкономики должна была быть одновременно и более конкретной, и единообразной.

Кроме того, идеология кейнсианства заключалась, как известно, в том, что рыночная система, не способная самостоятельно поддерживать оптимальное макроэкономическое равновесие, нуждается в помощи со стороны государства. Теоретическая система у Кейнса имела прямой выход на экономическую политику, а это обусловило менее абстрактный уровень анализа по сравнению с неоклассической теорией. Правительственные регулирующие меры должны были ориентироваться на более конкретное представление о реальных хозяйственных субъектах: предпринимателях, потребителях и биржевых спекулянтах (сыгравших не последнюю роль в Великой депрессии), их действительных мотивах, психологических свойствах, а следовательно, и возможных реакциях на ту или иную государственную политику.

Правда, позиция Кейнса по вопросу об имплицитной модели человека, приемлемой для макроанализа, не всегда выражалась достаточно последовательно, что давало простор различным и даже противоположным толкованиям. Большинство экономистов основного течения считали ожидания и другие «психологические» элементы теории Кейнса несущественными отступлениями от основного содержания «Общей теории занятости, процента и денег»и ограничивались рассмотрением взаимодействия мультипликатора, акселератора и других «объективных» механизмов. В этом русле развивались так называемые неокейнсианские модели экономического роста (Р. Харрод, Е. Домар). Другие, в первую очередь посткейнсианцы, отстаивая чистоту теории Кейнса, выдвигали психологические элементы на первый план.

Чтобы прояснить позицию Кейнса, обратимся к тексту «Общей теории» и попробуем выделить в нем имплицитную модель хозяйственного субъекта, вернее субъектов. Как известно, центральное место в теории воспроизводства Кейнса занимает концепция эффективного спроса, величина которого определяет состояние деловой активности, а значит, и уровень занятости. Эффективный спрос – это ожидаемый спрос на некоторый период (величина ex ante), который складывается из потребительского и инвестиционного компонентов. Потребительский спрос зависит от пропорции, в которой доход делится на потребляемую и сберегаемую часть, а эта пропорция в свою очередь определяется «склонностью к потреблению», т.е. функциональной зависимостью между уровнем дохода и его частью, затрачиваемой на потребление. Здесь на сцене появляется знаменитый основной психологический закон, в существовании которого, по мнению Кейнса, мы можем быть вполне уверены не только из априорных соображений, но и на основании детального изучения прошлого опыта, состоящий в том, что с ростом дохода возрастает удельный вес его сберегаемой части.

В 20-е гг. действительно было произведено несколько статистических исследований, подтверждающих эту зависимость (правда, большинство исследователей после Кейнса не смогли найти убедительную эмпирическую поддержку существования основного психологического закона). Однако в тексте «Общей теории» Кейнс не ссылается ни на какие эмпирические исследования, а обосновывает этот закон аргументами здравого смысла, которые имеют прямое отношение к применяемой им модели человека. Первый из них вводит в анализ фактор привычки и заключается в том, что человек привыкает к определенному уровню жизни и, получив дополнительный доход, по крайней мере первое время не знает, на что его употребить, и увеличивает сбережения. При уменьшении дохода, согласно Кейнсу, зависимость сохраняется: стремясь поддержать привычный уровень жизни, потребитель в первую очередь сокращает сбережения.

Второй аргумент касается иерархии потребностей. Кейнс утверждает, что сбережения удовлетворяют менее важные потребности человека, чем покупки, и поэтому, даже если мы абстрагируемся от изменений доходов во времени, удельный вес сбережений всегда будет выше у лиц с более высоким уровнем дохода. Таким образом, Кейнс безоговорочно считал все виды сбережений остатком от дохода после потребительских расходов.

Между тем сбережения удовлетворяют и такие важнейшие потребности человека, как обеспечение в старости, получение детьми высшего образования, страховка «на черный день». Подобные сбережения не могут быть простым остатком, особенно для людей средних возрастных групп. В то же время молодежь вполне способна не только проматывать свои доходы, но и залезать в долги. Далее выяснилось, что рабочие сберегают, при равенстве доходов, значительно меньше, чем служащие, негры – меньше, чем белые, и т.д. Сложная социально-возрастная структура общества, как показали эмпирические исследования, не позволяет описывать агрегатное потребление и сбережение в рамках априорных предпосылок здравого смысла, из которых исходил Кейнс.

Легко заметить, что такого рода аргумент базируется скорее на пирамидальной модели человека Маслоу, чем на принципе всеобщей замещаемости, принятом в экономической теории. Кейнс выделяет объективные и субъективные факторы, влияющие на склонность к потреблению. Первая группа отражает воздействие на человека внешних обстоятельств, но связана с рациональным расчетом, тогда как вторая ограничивается «психологическими особенностями человеческого характера».

Например, среди субъективных факторов, уменьшающих «склонность к потреблению», Кейнс называет такие, как «подсознательное желание иметь в будущем повышение жизненного уровня », «наслаждение чувством независимости и возможностью принятия самостоятельных решений», которое дает людям владение деньгами в противоположность их расходованию, «чувство скупости как таковое» и др. Напротив, стимулами к потреблению являются «желание пользоваться жизнью, недальновидность, щедрость, нерасчетливость, тщеславие, мотовство».

Между объективными и субъективными факторами есть точка пересечения. В первую группу Кейнс включает «изменения предполагаемого отношения между текущим и будущим уровнями дохода». В то же время если «уже теперь можно предусмотреть, что предстоящее отношение между доходами отдельного человека или семьи и его (их) нуждами будет отличаться от отношения, которое сложилось в настоящее время», то мы имеем дело уже с субъективным фактором.

Однако, как и в подавляющем большинстве случаев, Кейнс исходит из заранее заданного фона объективных и субъективных стимулов к сбережению и потреблению, его неизменности в краткосрочном аспекте. Этот прием позволяет Кейнсу в дальнейшем оперировать потребительским спросом только как функцией дохода.

Другая часть совокупного спроса – инвестиционный спрос – определяется, по Кейнсу, соотношением между ожидаемой нормой дохода от инвестиций («предельной эффективностью капитала») и нормой процента. В отличие от потребителей, которые играют в теории Кейнса относительно пассивную роль и жестко ограничены в своем выборе величиной располагаемого дохода, предприниматели осуществляют инвестиции под влиянием не столько прошлых доходов, сколько ожиданий на будущее. Здесь определяющее значение имеют долгосрочные ожидания, которые в отличие от краткосрочных нельзя аппроксимировать фактическими значениями данной переменной.

При этом главную роль в колебаниях инвестиционного спроса (в частности, циклических) в системе Кейнса играет именно фактор предельной эффективности капитала, другими словами, ожидания предпринимателей. Поскольку неопределенность всегда накладывает отпечаток на принимаемые инвестиционные решения, предприниматели могут лишь в незначительной степени исходить из точного расчета; большинство инвестиционных решений принимается не из рациональных соображений, а под влиянием настроения, «спонтанно возникающей решимости действовать», словом, под влиянием чисто психологических факторов. Кейнс утверждает даже, что, «когда жизнерадостность (animal spirit) затухает, оптимизм поколеблен и нам не остается ничего другого, как полагаться на один только математический расчет, предпринимательство хиреет и испускает дух, даже если опасения предпринимателей совершенно безосновательны». Для формирования инвестиционного спроса, по Кейнсу, существенны все аспекты психологического и даже физического состояния предпринимателей.

Наконец, третий параметр, определяющий размеры эффективности спроса помимо достаточно стабильной склонности к потреблению и чрезвычайно мобильной предельной эффективности капитала, это норма процента. И вновь, излагая свою теорию процента, Кейнс делает особый акцент на психологическом факторе – предпочтении ликвидности. Мотив предпочтения ликвидности выводится Кейнсом из трех других мотивов: трансакционного (потребность в наличных деньгах для текущих сделок), мотива предосторожности и спекулятивного мотива (часть резервов держится в ликвидной форме, чтобы можно было быстро реализовать лучшее по сравнению со среднерыночным знание будущего). Очевидно, что все эти три мотива связаны с условиями неопределенности, в которых приходится действовать экономическим субъектам.

Иногда, говоря о предпринимателе, Кейнс, очевидно, имеет в виду не промышленного капиталиста, определяющего размер производства, капиталовложений и занятости, а биржевого спекулянта, готового при малейшем сигнале тревоги или припадке дурного настроения резко поменять состав своих финансовых активов. Биржевым спекулянтам посвящена большая часть главы 12 о состоянии долгосрочных предположений (разделы IV–VI). Сам Кейнс объясняет свой биржевой уклон тем, что времена, когда предприятия принадлежали главным образом тем, кто сам вел дела, людям «сангвинического темперамента и творческого склада», давно прошли. Те стародавние предприниматели, по мнению Кейнса, вовсе не занимались скрупулезными подсчетами ожидаемого дохода и уж подавно не сравнивали свою будущую норму прибыли с господствующей нормой процента. Когда же преобладающей формой организации бизнеса стали акционерные общества и большое развитие получил организованный рынок капитала, движение инвестиций стало регулироваться «скорее средними предположениями тех, кто совершает сделки на фондовой бирже... нежели расчетами профессиональных предпринимателей». Так «предпринимательство превращается в пузырь в водовороте спекуляции», т.е. деятельности, рассчитанной на «прогноз психологии рынка». Психология биржевика, присущая современному предпринимателю, несет немалую долю ответственности за резкие колебания предельной эффективности капитала и вытекающие из них последствия.

Таким образом, в основе теоретической системы Кейнса лежала предпосылка неполной информации, доступной экономическим субъектам. В данных рамках поведение их предполагается вполне рациональным, но речь идет о рациональности в широкой трактовке, а не о рациональной максимизации целевой функции. В экстремальных случаях, например при предкризисной панике, такая рациональность легко может уступить место полной иррациональности по любым меркам. Неполная информация открывает дорогу влиянию ожиданий, иллюзий, настроений и других психологических факторов, искажающих логику рационального расчета.

Некоторые из этих факторов Кейнс предпочитал принимать за неизменные в краткосрочном аспекте (не всегда имея для этого достаточные основания), другие активно включал в свой анализ (прежде всего это относится к движению предельной эффективности капитала).

Теория Кейнса была намного более конкретна, чем доминировавшая в его время маржиналистско-неоклассическая парадигма, хотя на страницах «Общей теории» легко можно проследить за колебаниями уровня конкретности анализа, которые Кейнс никогда не оговаривал. Он старался оперировать переменными, имеющими статистические аналоги, и успех его теории способствовал быстрому развитию статистики и эконометрических методов.

В целом есть основания сделать вывод, что в своей теории Кейнс отошел от методологического индивидуализма. Он безусловно отвергал атомистический взгляд на экономику и понимал ее как органическое единство, причем в силу недостаточной разработки макропроблем в современной ему экономической литературе уделил основное внимание именно им. Это и дало основание некоторым исследователям утверждать, что Кейнс принимал маржиналистскую микроэкономику как данность и лишь достраивал над ней второй этаж в виде своей макроэкономической теории. Рассмотренные выше основные узлы теории эффективного спроса позволяют отвергнуть эту точку зрения.